Перешагнув через перегородившую крыльцо ногу покойного гавроша в пятнистых портках, я открыл обречённо заскрипевшую дверь и, выставив перед собой ствол, заглянул внутрь. Тишина, никакой реакции на моё появление, только со второго этажа доходили какие-то хаотические звуки и, кажется, вскрики, которые обычно слышны, например, при банальной драке.
Внизу внутри дома было довольно темно, поскольку свет там не горел, но вот на втором этаже лампочки кто-то всё-таки включил (собственно говоря, очень странно было бы ожидать, что в здешней, уже достаточно зажравшейся Западной Европе хоть кто-то мог сознательно позволить себе обходиться без холодильника и прочих благ цивилизации – разве что хозяин этого дома был конченым жмотярой или искренним поклонником Захер-Мазоха), ощутимо воняло порохом, чем-то горелым и, влажновато-сладко, кровью. В воздухе висела ещё не осевшая пыль – явно частицы побелки или штукатурки, отбитые выстрелами от стен и потолка.
Поскольку в доме оказалось теплее, чем снаружи, отопление тут было явно печное, и печь, которую, судя по всему, протопили с вечера, должна была находиться где-то на нижнем этаже. Собственно, строили это «загородное поместье класса б/у» очень давно и по привычному стандарту – на первом этаже слева размещалась кухня или столовая, а справа – какие-то хозяйственные помещения. Небось в начале века тут были комнаты прислуги или, как выражались во времена махрового крепостника А. С. Пушкина, «дворни».
При входе, у стен, стояли друг на друге несколько больших коробок из коричневого картона. У одной из них отсутствовала верхняя часть и было видно, что она набита немаленькими, примерно пол-литровыми, консервными банками с изображением красного помидора. Что именно это было – сок, солёные либо маринованные томаты, или сильно популярный за бугром томатный суп-пюре, я уточнять не стал. Стало быть, они тут явно запаслись жратвой на чёрный день. А раз со стороны кухни нет никаких специфических запахов (выходит, не готовили они здесь ничего – странно, конечно, но тем не менее факт), и они не потащили этот груз далеко от входа, значит, скорее всего, они планировали уехать или улететь отсюда, забрав наличные харчи с собой. План работал ровно до того момента, пока мы не появились…
Осматривать первый этаж у меня не было ну никакого желания, будь там хоть кто-то живой – уже бы проявился, орал и стрелял в меня. При их дебильных замашках ожидать иного как-то не стоило. По этой причине я сразу же рванул к радикально потемневшей от времени (как и все полы в этом доме) лестнице, ведущей на второй этаж, где, судя по всему, и была вся главная «движуха»…
Я начал медленно подниматься наверх, держа «АК-47» наперевес и слушая звуки продолжающейся борьбы наверху. Лестница предательски поскрипывала под подошвами моих сапог…
Поскольку здесь светились под потолком желтовато-тусклые лампочки без малейшего признака плафонов и абажуров (лишнее, несколько успокаивающее мои нервы доказательство того, что ближайшие города пока ещё не разнесли в пыль и дым), а ставни на окнах, ведущих во внутренний двор дома, были открыты, на втором этаже было куда светлее, чем внизу.
Ну а дальше началось то самое «кино и немцы». Сначала я наступил на несколько лежавших на ступеньках пистолетных гильз небольшого калибра. На пару ступенек выше на лестнице лежал оброненный кем-то небольшой пистолетик, по-моему, «вальтер» ППК. Дальше, уже на втором этаже, у самой лестницы вполне ожидаемо обнаружился довольно симпатичный труп, который, судя по всему, этот пистолет и выронил.
Широко раскинув руки и согнув ноги в коленях, на полу лежала лицом вверх засыпанная похожими на перхоть частицами штукатурки и извёстки темноволосая девчонка возрастной категории примерно 18+, в узкой тёмной юбке чуть ниже колен и красной блузочке с двумя расстёгнутыми (намёк на сексуальный подтекст?) верхними пуговицами. Шею девахи украшал тот же стендалевский платочек. Что ещё? Чулки, тёмные модельные туфли на небольшом каблуке, пыльная причёска растрепалась до последней степени, на груди – две характерные, ровные и тёмные точки, вокруг которых продолжали расплываться влажные коричневатые на красном фоне кровяные кляксы.
Видимо, с неё-то всё и началось. Первые крики и выстрелы внутри дома, которые я слышал, были если не её собственные, то уж точно по её душу. А стало быть, среди здешних разрушителей мира эксплуатации были не только анархиствующие мальчики-маргинальчики, но и девочки-мажорки, причём одетые как-то ну явно не по-походному…
Я нагнулся над распластавшимся телом. Ни на один из портретов двух наших фигуранток эта девчонка была не похожа. Но пока это был ещё и не совсем труп. На припорошенном пылью лице вдруг открылись удивлённые глаза и стало понятно, что она дышит, но еле-еле.
– Je meurs… Qui tu es? – услышал я слабый голос.