Охота за атомной бомбой

В его книге описаны злоупотребления партии властью, а показания в сенате пролили свет на советские методы разведки. Его рассказ о похищении испанского золота, конечно, не улучшил отношений между Советским Союзом и Испанией. Но в отношении советских разведывательных операций, проводившихся уже в период его пребывания в США, он молчал как рыба и комментировал американцам только информацию, обнаруженную в "исторических материалах". Что касается Зборовского, то Орлов знал, что ФБР уже его разоблачило, поэтому он всего лишь подливал масла в огонь. Однако в отношении самого себя он не сообщил, что в Испании он руководил "отрядом коммандос", в задачу которого входило уничтожение троцкистов или тех, кого они таковыми считали. И о том, что он вербовал идеалистически настроенных американцев в состав Интернациональных бригад. Или же что еще до Испании, во время пребывания в Лондоне, он принимал участие в вербовке основных фигурантов "кембриджской агентурной сети" - Кима Филби, Дональда Маклина, Гая Бёрджесса, не считая еще трех десятков агентов, так до сих пор и не выявленных. В этих делах он полностью сдержал данное им слово и в течение двадцати лет скрывал от ФБР и ЦРУ разведывательную информацию, имевшую очень важное значение.

Это говорит о том, что в Советском Союзе он не заслуживал звания предателя. Он ушел от Ежова, отрекся от Сталина, но оставался верен ленинскому идеалу и его концепции советского государства. После смерти Сталина КГБ неоднократно принималось оценивать ущерб, нанесенный Орловым, и даже дважды в последние годы его жизни проводило беседы с ним в Кливленде. Оно пришло к однозначному выводу, что Орлов остался патриотом. Ему выдали свидетельство на возвращение на родину, но он отказался от него, сказав, что его страна стала для него чужой. И в этом ему можно было поверить.

Под кличкой Израэль Альтман

После каждой вербовочной операции проводивший ее чекист должен был составить отчет о ней, указав основу привлечения к сотрудничеству вновь завербованного, оговоренные с ним условия работы, а также воспроизвести по памяти основные моменты беседы. Компаньеро Браун - Александр Орлов закончил один из таких отчетов буквально накануне того дня, когда он получил обеспокоившую его телеграмму с назначенной ему сомнительной встречей. Он спешно покинул Барселону, оставив там свой отчет. Компаньеро Альтман уедет из города неделей позднее, но останется в Испании до октября. Он возвратится в США с тем же паспортом, выданным на имя Израэля Альтмана. Этим именем во время войны в Испании называли Морриса Коэна.

В своем отчете, который дошел до Москвы и оказался в первой коробке дела № 13 676, Орлов пишет, что после их первой беседы американец пришел в состояние чрезвычайной растерянности. Для того чтобы вывести его из этого состояния, пишет Орлов, ему пришлось провести беседу о возможности развязывания Гитлером мировой войны. При этом он подчеркнул, что с приходом к власти нацистов Германия превратилась в агрессора и, наконец, что у советских разведывательных служб нет более важной задачи, чем выявление гитлеровских планов агрессии против Советского Союза.

Когда генерал Фитин в конце 1941 года узнал об этих словах Орлова в ходе вербовочной беседы, у него не было никаких оснований для недовольства, даже с учетом того, что, произнеся эти очень лояльные слова, Орлов сделал спецслужбам реверанс и исчез, получив с этого момента статус предателя. Пассаж в его вербовочном отчете о чрезвычайной растерянности Альтмана не мог вызвать никаких подозрений: такие шаги всегда надо обдумать. Не было ничего неприемлемого и в объяснении, которое дал Орлов Альтману с целью склонить его к принятию этого решения - необходимо воспрепятствовать Гитлеру в осуществлении гегемонии над миром. Антифашистская основа всегда была сильной стороной вербовки иностранцев, особенно из состава Интернациональных бригад. Единственное, что могло сдерживать Фитина, так это мысль о том, что у Альтмана могли возникнуть сомнения, о которых Орлов не сообщил. Но какими могли быть эти сомнения?

Ответ на этот вопрос дает документ, которого Фитин в то время не имел. Естественно, что у НКВД всегда были какие-то опасения в отношении последней вербовки Орлова, которую он провел буквально накануне своего исчезновения. И доказательством тому служит тот факт, что летом 1942 года, перед призывом Морриса Коэна (Израэля Альтмана, Луиса) в армию США, руководивший его действиями оперработник Анатолий Яцков попросил его написать отчет о той беседе с Орловым. То, что написал Коэн, представляет собой набор уже вышедшей из употребления риторики, но в ней было несколько неожиданных моментов.