Охота за атомной бомбой: Досье КГБ №13 676

Читатель может посчитать такую мизансцену из мелодрамы плаща и кинжала довольно смешной, кстати, такой она и была. Для того чтобы хвост высовывался из сумки, рыба должна была быть довольно крупной, и под солнцем штата Нью-Мексико она, свежая или замороженная, могла быстро потечь и начать издавать неприятный запах. Не говоря уже о неудобствах, связанных с ее приобретением, тасканием с собой и необходимостью затем от нее избавиться, Млад не мог держать свои ценные документы в сумке с неприятно пахнущей рыбой. Все стало бы еще сложнее, если бы он оказался под наблюдением, так как покупка рыбы неизбежно вызвала бы подозрения из-за того, что в Альбукерке он не мог ее приготовить и не смог бы доставить ее в Лос-Аламос в неиспорченном виде (обратная дорога занимала больше часа, а может быть, и все два часа). На все эти возражения можно ответить только одно: этот отличительный признак придумали в московском Центре и, по-видимому, недостаточно учли местные специфические условия.

Сразу после опоздания, связник должен был каким-то образом представиться Младу. Для этого служил пароль. Связник произносил: «Прошу извинить, не знаете ли вы, какой курорт лучше при заболеваниях органов дыхания, Сандия или Рио-Гранде?» На это агент должен был ответить: «Лучший климатический курорт находится в Скалистых горах. Там есть и хороший врач».

План поддержки

Мы уже отмечали, что Лаврентий Берия был человеком подозрительным. Ему с трудом верилось, что какой-то американский ученый левых убеждений по своей инициативе предлагает свои услуги Советскому Союзу, а затем быстро устраивается в закрытый и строго охраняемый научно-исследовательский атомный Центр США. Не доверяя ни англичанам ни американцам, которые хотя и были союзниками Советского Союза, но скрывали от него военные секреты, «железный нарком» постоянно считал, что его дезинформируют, и старался дискредитировать результаты научных исследований, проекты и расчеты, которые начали потоком поступать из нью-йоркской резидентуры. Папка со 180 рукописными листами, которую Млад передал советской разведке, долго лежала у него в сейфе, прежде чем он отправил ее Бороде.

Можно судить о реакции Курчатова на информацию, поступавшую из НКВД, по длинной служебной записке, которую он направил первому заместителю председателя правительства Михаилу Первухину. Тот вместе с Молотовым официально нес ответственность за деятельность Специального комитета по атомной энергии, созданного Берия. В конце второй главы мы познакомились с первым документом архива Курчатова, к которому открыл доступ КГБ. В своей оценке от 7 марта 1943 года он затрагивает лишь исключительно документы, переданные Кэйрнкроссом. Вторая служебная записка, подготовленная 22 марта 1943 года, касается статей, опубликованных американскими физиками до принятия ими решения о засекречивании результатов их исследований вначале от немцев, а затем вообще от всех. С июня 1940 года Курчатов не видел никаких иностранных материалов по этой тематике, так что в определенном смысле он получил научные данные трехгодичной давности. Но в своей следующей служебной записке на двадцати четырех листах от 4 июня 1943 года он дает оценку 280 американским документам. В частности, в ней говорится об элементах Периодической таблицы под номерами 93 и 94 (нептуний и плутоний), об электромагнитном методе разделения изотопов и сравнительных характеристиках ядерных реакторов типа «уран — графит» и «уран — тяжелая вода». По всей видимости, Борода получил большое количество нигде не публиковавшихся материалов. Хотя мы со всей определенностью не знаем их источник и содержание, однако их американское происхождение и начало реализации в этот же период проекта «Манхэттен» позволяют предположить, что к их появлению причастен Млад. Кстати, урано-графитный реактор был создан в Металлургической лаборатории, где как раз и работал Млад. И Курчатов недвусмысленно подчеркивает: «Разумеется, получение детальной информации в отношении этих систем из самой Америки представляет особый интерес».