Охота за атомной бомбой: Досье КГБ №13 676

Несмотря на энтузиазм Курчатова, Берия сохранял настороженность. Он требовал дополнительной подтверждающей информации из-за рубежа. Эти требования носили особенно настойчивый характер в связи с отношением Берия к Леониду Квасникову, который руководил атомной разведкой в Соединенных Штатах. Хотя Берия утвердил назначение Квасникова на этот пост, исходя из его профессиональных качеств, однако он никогда не доверял «резиденту». Его мотивы носили личный характер. В 1940 году, находясь в командировке в Варшаве, Квасников познакомился с Георгием Перадзе, который входил в руководство заграничной ветви грузинской церкви. Перадзе тогда утверждал, что в 1919 году, когда большевики боролись за установление своей власти в России, Лаврентий Берия поддерживал отношения с секретными агентами Великобритании. Вернувшись в Москву, Квасников передал Берия привет от Перадзе, но промолчал об остальном. Берия подозревал, что Перадзе мог рассказать Квасникову о фактах из его (Берия) прошлого и поэтому принялся как лично, так и через своих подчиненных выяснять, что еще мог грузинский священник рассказать Квасникову.

Конечно, Квасников быстро понял, что его проверяют, и никогда не менял содержания своих ответов, утверждая, что не встречался с Перадзе один на один, а только во время дискуссии с участием других людей, поэтому ему не о чем больше рассказать. Берия этому не верил, и всякий раз, когда из Нью-Йорка приходила разведывательная информация, он ставил под сомнение надежность Квасникова и подозревал его в дезинформации. Однако вскоре он нашел возможность отыграться на нем.

Случай представился во время его беседы с Фитиным и Василевским по поводу Млада. Берия спросил, получил ли Квасников указание выяснить, как физик добывает все эти сведения, и Василевский ответил, что нет. Они должны были беречь своего агента, и если бы стали пытаться выяснить, при каких обстоятельствах он добывал свою ценную информацию, это могло бы подвергнуть его серьезной опасности.

— В таком случае, — отрезал Берия, — они должны опросить Млада напрямую.

На это Василевский возразил, что такого рода опрос мог обеспокоить ученого, дать ему основания думать, будто ему больше не доверяют, и вызвать у него панику. Берия потерял терпение и принялся кричать. И тут Фитин высказал блестящую идею:

— Мы можем получить информацию по Младу, не подвергая его риску.

— Каким образом? — спросил Берия.

— Через другого, не менее надежного агента.

— Кто такой?

— У нас же есть там Чарльз! Он перебрался туда летом этого года…

Идея Фитина была заманчива: использовать одного агента для проверки другого, но так, чтобы первый не заподозрил второго в причастности к агентурной сети. Исследования Фукса (он же Чарльз) по разделению изотопов были частью проекта «Манхэттен», и он был тесно связан с работами своего покровителя Рудольфа Пайерлса. Фуксу можно было задать вопросы без ссылки на их источник, а также выдвинуть предположения в отношении той или иной работы. Его ответы будут иметь свою собственную ценность и в то же время послужат проверке Млада.

Можно, конечно, было предположить, что и сам Фукс поставлял дезинформацию, но даже при таком варианте сравнение информации от него и от Млада давало основания для определенных выводов. Однако казалось невероятным, чтобы Фукс передавал ложную информацию. Он был проверенным агентом советской разведки задолго до подключения Млада к команде ученых в Лос-Аламосе. Берия одобрил этот план, который имел для него преимущество лишь в том, что позволял поставить в сложное положение Квасникова.

С этого времени Фуксу-Чарльзу пришлось регулярно отвечать на осторожно поставленные вопросы и добывать информационные материалы, подтверждающие те, что ранее уже передавал Млад.

Можно сказать, что советские разведслужбы располагали парой агентов-дублеров в лаборатории Лос-Аламоса. Но они не были единственными. К концу войны насчитывалось по меньшей мере шесть советских агентов, действовавших в проекте «Манхэттен»: Млад, Чарльз, Каспар, Метод, Идея и Калибр. Для обеспечения работы с ними имелось такое же количество агентов-связников или курьеров, в частности Стар, Раймонд и Лесли. Трое из всех этих агентов уже известны читателю: Млад, Чарльз и Лесли. Каспар — был псевдонимом Бруно Понтекорво; Калибр — Дэвида Грингласса, который передавал важную информацию по созданию внешней оболочки бомбы; Раймонд — псевдоним Гарри Голда — связника Фукса. Установочные данные на Метода и Идею до сих пор нельзя раскрывать.

В своей книге Павел Судоплатов заявляет, что он не припоминает советского атомного агента с псевдонимом Персей. С другой стороны, он якобы помнит шифротелеграмму резидентуры НКВД из Нью-Йорка от октября 1945 года, в которой сообщалась информация, поступившая от Чарльза, Стара и Млада. Первого он идентифицирует как Фукса, второго — как Оппенгеймера и третьего — как Бруно Понтекорво.