Охота за Чашей Грааля

Выслушав графа, он, задумчиво глядя куда-то вдаль, машинальным взмахом руки отпустил графа. Тот, пятясь задом и беспрерывно клянясь, дойдя до двери, неслышно выскользнул в коридор. Там он тяжело, но радостно вздохнул, огромной тряпицей вытер вспотевшее лицо и, раскланиваясь по сторонам, направился к выходу из дворца.

Регент больше никого не принимал, а расхаживал по кабинету, топча своими маленькими ножками толстый ковер. «Что делать? Что делать?» – шептали его губы. И вдруг он остановился как вкопанный. На цыпочках, словно боясь кого-то спугнуть, подошел к столу, осторожно взял колоколец и в раздумье, держа его в руке, застыл на месте. Потом как-то неуверенно тряхнул им. Потом неожиданно так заколотил, что слуга ворвался в кабинет, думая, что что-то случилось с регентом. Но тот, опираясь одной рукой на стол, стоял в ожидании вызванного слуги. Увидев стоящего Карла, слуга застыл в почтении.

– Слушаю, Ваше Величество!

– Скажи, капитан вернулся или нет?

– Нет, Ваше Величество. Если бы вернулся, то непременно в первую очередь он был бы у вас.

– Тогда пошли за ним, пусть немедленно скачет в Париж.

– Слушаюсь, Ваше Величество.

Регент долго думал. Денег таких не было в пустой казне. Да и столько земли отдавать… да еще какой. Нет! Это немыслимо. А что, если… ведь получилось у него так ловко с мятежным графом. Пусть попробует, может, и это ему удастся.

А в замке Буа, посмеявшись над шишкой Пожарэна, которую он заработал, так и не сумев задержать преступных беглецов, стали собираться в дальнюю дорогу. На этот раз Роберт решил больше с семьей не расставаться и забрать ее с собой. Какая радость воцарилась в семействе, когда он объявил им об этом. Никто, правда, ничего не говорил Роману, но все думали, как тот поступит: останется с Бланкой, любовь между ними невозможно было скрыть, или уедет на родину. Роберт все же по этому поводу решил переговорить с Пожарэном. Если он останется, то, имея титул графа, может обвенчаться с Бланкой, и она из герцогини станет графиней. Поместье у них неплохое. Будут жить в счастье и добре. Пожарэн подумал, подумал и выдал:

– Прости, Роберт. Сердцу не прикажешь. Но… боюсь, у Романа, хотя видно, как он сильно полюбил Бланку, русская душа, а за свою землицу какой русский и жизни не пожалеет.

– Даа, – протянул Роберт, – пусть сами решают.

– Скажи, Роберт, – Пожарэн прищурил один глаз, – а если, наоборот, он позовет ее с собой. На Руси она будет боярыней. Удел у него не хуже твойво. Да старики у ейво там живут. Он их не бросит. Так что, пусть-ка она с нами собирается. Мы ее в обиду не дадим. Да и Роман кого хошь успокоит.

Роберт почесал голову.

– А… – махнул он рукой, – пущай сами решают, – и добавил: – Че-то граф Кобылье долго не возвращается.

– Думаешь, что-то случилось? – быстро спросил Пожарэн.

Роберт пожал плечами:

– Подождем пару дней, не будет – поедем на помощь.

На помощь ехать не пришлось. Он появился на другой день. Все сразу обратили внимание на его весьма печальный вид.

– Что случилось? – С этим вопросом все бросились к нему, едва тот спрыгнул с коня.

– А… – горестно махнул он рукой, – похоронил брата.

Дав ему с дороги передохнуть, все собрались в зале, чтобы послушать об этом трагическом происшествии.

– Приехав на место, – начал он рассказывать, – я нашел Руссингена в темнице, куда он был брошен по приказу Вернера, который обвинил его в измене. Я должен сказать, что если бы он не задержал тевтонцев у ворот, те бы перестреляли нас из своих арболетов. Разъяренные, что он помешал им это сделать, они накинулись на него, как звери. Кто-то даже всадил ему в бок нож. И вот истекающего кровью брата бросили в темницу и никто к нему столько дней не подходил. Когда я появился там, он попытался подняться, но силы оставили его. Когда пришел в себя, я увидел его, каким он был счастливым и только повторял: «Брат, мы опять вместе». Сколько я не боролся за его жизнь, мотаясь по округу в поисках лекарей, но и те не могли ничего сделать. Помощь пришла слишком поздно. Он умер на моих руках. Я… я требую немедленного суда над Вернером, убийцей моего брата.

Присутствующие переглянулись.

– Что? Что? – заволновался Кобылье.

К нему подошел Пожарэн. Положив на его плечо руку, заговорил:

– Мы все разделяем твое горе. Нет ничего печальнее и страшней, как потерять близкого тебе человека. Прими, дорогой Андрей, от всех нас слова глубокого сочувствия, мы разделяем с тобой твое горе.

– Благодарен вам всем, мои други, – ответил он.

– Но я должен сказать тебе, мой друг, что никакого суда над Вернером не будет.

– Почему? – вскочил Кобылье.

– Потому, – ответил Пожарэн, рукой усаживая его, – что ему удалось бежать!

– Ах, мерзавец. Но я найду его. Он мне за все ответит.

Все не знали, что делать: сказать правду и пока оставить так это дело. Пожарэн оглядел всех присутствующих. Их лица выражали скорбь и какую-то благостную неуверенность.

– Я думаю, друзья мои, что Андрей Кобыла настоящий русский мужик, который не боится правды.

Кобылье поднял голову и как-то тревожно стал смотреть на Пожарэна.