А на другой день князя нельзя было узнать. День он начал, когда солнце только протирало глаза. А он был уже у воинов, справлялся, как их кормят. Да и сам с ними отутренечал. В обед к нему запросились вдруг от Олгерда переговорщики. Князь, в душе обрадовавшись, не сразу открыл им ворота. Пусть видят, мы-то не очень хотим вести с ними переговоры.
Олгерд с утра, когда Дмитрий уплетал кашу со своими воинами, собрал Кейстута, оба их сына и Михаил тверской. Олгерд объявил, что он не думает штурмовать кремль:
– Только людей погубим. А возьмешь его или нет, только Богу известно. За спиной у нас стоит его братец с войском. Вот и окажемся мы между молотищем и… как… ее?
– Наковальней, – подсказал Ягайло.
– Да, да! – и поглядел на Кейстута.
Тот потянул воздух своим здоровенным носищем, но ничего не сказал. Все молчали. Не выдержал Михаил:
– Великий князь, Олгерд! Что ты делашь! В твоих руках навечно лишить Московию ее мощи. А ты… нет. – Он вскочил.
– Сядь! – грозно прикрикнул Кейстут.
– Это ты его толкнул прийтить суды! Обещал помощь других князей. Мол, придет рязанец! А где он? У братца! Понял! Ты прав, Олгерд. Надо уходить. Уходить красиво!
Олгерд усмехнулся:
– Уйдем красиво. Его братец, как мне известно, холост. Вот я отдам Елену за него. А ты, Михаил, мирись с ним. Хватит нас стравливать. У нас своих забот полон рот.
– Эти рыцари чертовы спать не дают, – вставил слово Кейстут.
Решение было принято.
Великий князь Дмитрий Иоаннович на переговорах вел себя так, как будто он победитель.
– А земли, – глядя на Михаила, сказал Дмитрий, – которые ты у мня забрал, верни.
Тот было хотел открыть рот, но его перебил Олгерд.
– Вернет и заключит с тобой мир, – сказал он твердым голосом.
Михаил только поморщился.
– Насчет женитьбы Владимира Андреевича, запросим его согласие. Я… думаю, он согласиться, – добавил он, увидя, как сник Олгерд. – А насчет вечного мира, что скажу: ничего вечного не бывает. Давайте его заключим до Петрова дня. А там посмотрим.
Олгерд отъезжал от Москвы не как победитель. Это чувствовалось по его раздражительному голосу, когда он приказал Кейстуту и сыновьям разбиться и тщательно следить, как бы московитяне не вздумали догнать.
Как только последний литовский воин скрылся за горизонтом, к хоромам великого князя повалил народ.
– Князь! Князь! – как эхо грома неслось по улицам кремля.
Князь вышел на крыльцо и приказал открыть ворота. Вскоре обширный двор заполнила толпа. Она скандировала:
– Князь! Слава те!
Когда, наконец, торжествующий народ удалился, к князю пришли бояре: Михаил Бренка, Дмитрий Боброк, Окатьевич и другие. Не было только князя Пожарского. Бояре подметили, шепчась меж собой: «Князь-то… смотри… не узнать. Молодец!» Да, великий князь Дмитрий Иоаннович выглядел уверенным, главное – повзрослевшим. Испытания выковали из него великого. Разговор был с боярами теплый, задушевный. Но все же чувствовалось, что Дмитрий словно кого-то ожидает. Так, в этом ожидании, и прошел вечер. Князь приказал накрыть стол. И подвыпившие бояре лезли к князю целоваться и клялись в своей преданности.
Но когда все разошлись, князь послал к Пожарскому дьяка, чтобы тот объявил, что Дмитрий ждет его завтра в баню. Не мог великий забыть, кто в то трудное для него время готов был грудью защитить своего князя. Он только один понял состояние великого.
На другой день, несмотря на вчерашнюю попойку, Дмитрий поднялся рано. Полураздетый, он вышел в сени, ковшом в бочке пробил лед и, почерпнув ледяную воду, окатил себя. Проделал эту процедуру несколько раз и явился на кухню.
– Чем, хозяйка, угостишь?
Повариха обернулась и ахнула, увидя перед собой князя.
– Да, да…
Князь помог ей.
– Каша есть? – спросил он.
Та кивнула.
– Давай каши, вижу мясо. Режь хлебушек.
Поев и запив все клюквенным, на меду, квасом, пошел в светлицу. Там его ждал предупрежденный накануне дьяк со всеми бумагами. Настал обед, а они все сидели и разбирались. Оказалось, что недоимка была немалой. Закончив, Дмитрий сказал:
– Бери людей, вон боярина Кочеву, его отец здорово умел собирать дань, еще, кого сам найдешь, и…
Дьяк понимающе кивнул. Уходя от князя, Нестерко подумал: «Ну, взялся князь за дело! Будем мирно жить, так, пожалуй, и Калиту обойдем!»
Но мирно жить не давали старые соседи. Тверь! Сколько она попила московской кровушки. Да и сама, сколько свою спустила… Вот и теперь обиженным вернулся к себе Михаил. Было понятно, что он так дело не оставит. Обдумывая свое начало, он понимал, что больше к Олгерду нечего обращаться. Под стенами Москвы он повел себя, как подлый трус, решив даже породниться. Кто остался? Пробежался по княжествам, кто часто ссорился с Москвой. Рязань. Но ее князь только что пришел ей на помощь. Не подходит. А об остальных и думать нечего. Остался кто? Орда! Поскребя у себя по «сусекам», он набрал изрядную сумму. И, как заядлый плут, отправился в Орду.