Охота за древом

За пинтой пива захожу раз в паб я, например —
«Мы не обслуживаем тут, кто в красной форме, сэр».
Халдей к дверям как часовой, у стойки девки ржут,
а я на улице опять и про себя твержу:
«Эй, Томми, эй, такой-сякой, а ну, отсюда — марш!»,
но «Пожалте, мистер Аткинс!», когда оркестр сыграет марш.
Оркестр сыграет марш, ребята, оркестр сыграет марш,
и «Пожалте, мистер Аткинс!», как оркестр сыграет марш.

Другой раз я зашел в кино, не брал ни капли в рот.

Они любую пустят пьянь — закрыт для Томми вход.
«Иди, — сказали мне, — в музей, в театр». Боже мой!
А только где-то полыхнет: «Марш в стойло, рядовой!».
Ведь Томми — он такой-сякой, пусть за дверью подождет,
но «спецпоезд Аткинсу подать!», когда пора в поход,
когда пора отдать концы, когда флот идет в поход —
спецпоезд, ребята, в порт подать, когда нам плыть в поход.

Над Томми ржать, ложась в кровать, не стоит ничего

Не жрамши, он хранит ваш сон, и дешев скарб его.
Ругать солдата, как поддаст, любой из вас горазд —
чем с полной выкладкой шагать, вам легче в десять раз.
Слышишь: «Томми, такой-сякой — ты с утра по новой пьян»?
но «Героев красный строй» нам сыграет барабан,
да, сыграет нам, ребята, нам сыграет барабан,
«Слава, красный строй героев!» нам сыграет барабан.
We aren’t no thin red ’eroes, nor we aren’t no blackguards too,
But single men in barricks, most remarkable like you;
An’ if sometimes our conduck isn’t all your fancy paints,
Why, single men in barricks don’t grow into plaster saints;
While it’s Tommy this, an’ Tommy that, an’ «Tommy, fall be’ind»,
But it’s «Please to walk in front, sir», when there’s trouble in the wind,
There’s trouble in the wind, my boys, there’s trouble in the wind,
O it’s «Please to walk in front, sir», when there’s trouble in the wind.

You talk o’ better food for us, an’ schools, an’ fires, an’ all:

We’ll wait for extry rations if you treat us rational.
Don’t mess about the cook—room slops, but prove it to our face
The Widow’s Uniform is not the soldier—man’s disgrace.
For it’s Tommy this, an’ Tommy that, an’ «Chuck him out, the brute!»
But it’s «Saviour of ’is country» when the guns begin to shoot;
An’ it’s Tommy this, an’ Tommy that, an’ anything you please;
An’ Tommy ain’t a bloomin’ fool — you bet that Tommy sees!
Не красный строй героев мы — ничем не лучше вас,
но мы не дрянь и пьянь, пускай сорвемся кой-то раз.
Мы люди как все люди, мы в казарме просто спим,
а с тех, что спят в казарме, статуй не лепить святым.
Вечно «Томми такой, Томми сякой, куда ты прешь вперед?»,
но «Пожалте, сэр, вперед на фронт!», как жареным пахнёт.
Как жареным пахнёт, ребята, как жареным пахнёт,
тут же «Пожалте, сэр, вперед на фронт!», как жареным пахнёт.

Весь шум, что надо лучше нас кормить и обучать,

а было б лучше для солдат — нас за людей держать.
Вы делом помогите нам, что проку с громких слов?
Ведь не солдат несет вину за траур наших вдов.
А Томми, он — то «такой-сякой, гони его, козла!»
то «наш спаситель и герой!», когда стрельба пошла.
Пусть Томми — он такой-сякой и «всегда стараться рад!»,
но видит все — он не дурак, у Томми меткий взгляд.