Охота за головами на Соломоновых островах

Поросенок был подан неразрезанным, и если бы не воткнутый ему в пасть консервированный персик, взамен традиционного яблока, то поросенка можно было принять за спящего. В моих ушах продолжал звенеть его визг, а потому я потихоньку скармливала причитающуюся мне порцию четверым торчавшим под столом собакам — двум нашим и двум, прибывшим с гостями. Если не считать салата и поросенка, все остальное меню состояло из консервов. Наивысшим достижением кулинарии считался «салат миллионеров», приготовленный из сердцевины верхушки молодой кокосовой пальмы. Мы слышали, что «салат миллионеров» имеет вкус ореха, спаржи или артишоков и что это экзотическое восхитительное блюдо. С моей точки зрения, его главным достоинством является вкус свежей зелени, что так редко в этой стране, где вся остальная пища безвкусная, несвежая и теплая. А если подумать, что понадобилось от пяти до семи лет для выращивания пальмы, которая пошла на съеденные нами порции салата, то это придает ему особый привкус, недостижимый, скажем, при помощи лука.

Новогодний вечер прошел бы отлично, если бы не начавшаяся под столом собачья драка. Я думаю, что во всем мире собачьи драки возникают в часы обеда, но они недопустимы на столь церемонном обеде, какой происходил в Сеги. Присутствие одного лишь господина правительственного чиновника делало обед почти священнодействием. Не важно, что господин правительственный чиновник совсем еще недавно служил приказчиком где-то у чертей на куличках, но с началом его службы в островной администрации он становится персоной, и все обязаны в его присутствии соблюдать правила приличия и, скажем, не отправляться спать раньше, чем господин правительственный чиновник отбудет восвояси. Тем более в его присутствии не следовало кормить собак под столом, даже если среди них в качестве гостей присутствуют собаки господина правительственного чиновника.

Собачья драка внесла оживление в церемонность сегодняшнего вечера. Начавшись у нас под ногами, она заставила нас встать из-за стола и занять кресла на веранде. Гости несколько оживились, и даже вербовщик сумел умирающим голосом изречь, что всякая драка на этих островах вызывается женщинами или собаками. Общее веселье закончилось в момент, когда ливень забарабанил по дырявой крыше.

Восемь человеческих существ, окруженных сплошной стеной ливня, сбились в кучу. Капли, сочившиеся сквозь крышу, немедленно промочили мое тонкое, сразу прилипшее к телу платье, а безукоризненная прическа безукоризненного господина правительственного чиновника беспомощно свесилась набок, словно хохолок какаду. Было безветренно, и кругом висела водяная пыль. Приступ лихорадки, начался у меня, несмотря на выпитое виски, на восемь часов S раньше, чем я его ожидала.

В полночь ливень прекратился. Освещенные холодным лунным светом разорванные облака над Вангуну напомнили мне небо на картине Эль Греко «Вид на Толедо». Ровно в полночь хозяин плантации торжественно подошел к краю веранды, нацелил револьвер, который обычно держал под подушкой, в скрывшуюся из виду луну и выстрелил.

— Желаю вам счастливого Нового года, — сказал западный плантатор, очень серьезно обращаясь к Маргарет, и тут же спрыгнул с веранды, чтобы присоединиться к остальным гостям, направлявшимся к пристани.

Когда головы гостей исчезли в конце склона холма, мы увидели в стороне три очертания в длинных белых рубашках, двигавшихся между стволов пальм в направлении пристани.

— И вам я желаю счастливого Нового года! — сказала Маргарет.

И снова наступило лондонское воскресенье…

Глава двадцать вторая

Народные празднества в Пататива совпали с европейскими праздниками.

Был сезон размножения черепах, и местное население, почти всегда лишенное мясной пищи, отмечало эти дни пиршествами и наедалось до отвала. Мы были уверены, что увидим деревенский праздник издали и, как нищие у ворот, будем ловить крохи, выбрасываемые веселящимися хозяевами. Неожиданно мы стали не только гостями, но центром внимания всех собравшихся на празднество. Более того, вместе с мужчинами мы приняли участие в охоте на черепах.

Жителей западной Меланезии мы впервые увидели с палубы «Матарама», когда отправились на восточную оконечность лагуны. Здешний миссионер уезжал в отпуск, и на проводы собралась вся его паства, примерно человек триста, приплывшая на лодках и образовавшая кольцо вокруг гордо возвышавшегося парохода. На протяжении трех часов, покуда «Матарам» грузил копру, отовсюду слышался смех — честный, хороший человеческий смех, брызжущий весельем и радостью.