Рванул прямо навстречу густому белому облаку, заполнявшему все свободное пространство.
«Спокойно, только без паники», — думал он при этом. — «Не впервой. На последней войне всякое бывало. Белголландцы газов не жалели, да и англостанцы тоже. Сейчас самое время сделать глубокий вздох и задержать дыхание. Сейчас, сейчас… Где же этот гребаный сейф?! Ага, вот он. Только без паники, только спокойствие. Спокойствие — ключ к спасению». — Франциско Адачи натянул маску, одним рывком затянул ремешки и резко выдохнул. Уже окруженный плотным белым туманом, осторожно вдохнул. Выдохнул. Вдохнул. И еще раз. И еще…
«Маска бесполезна», — успел подумать он, прежде чем потерял сознание.
Аналогичные мысли успели посетить капитана Османи. Прежде чем отключиться, Мохаммед успел насладиться воплями и криками других членов экипажа, наконец-то замигавшими красными огнями тихой тревоги и, напоследок — сиреной. Похоже, кто-то из моряков решил, что терять нечего — и врубил сирену на полную мощность.
«Не больно, — отстранено подумал Османи, проваливаясь в бесконечный черный туннель. — Наверно, все-таки снотворный. Маска не помогает — он впитывается прямо через кожу…»
И на этом всё.
* * * * *
— Хватит притворяться, — сказал чей-то голос, — я же вижу, что ты очнулся. Теперь открывай глаза и поздоровайся, как хороший мальчик.
Мохаммед Османи так и сделал. Открыл глаза. И тут же закрыл обратно — больно, слишком яркий свет. Проморгался и открыл снова. Голова трещала как после хорошей — то есть плохой пьянки. Мочевой пузырь был откровенно переполнен, и его содержимое грозило выплеснуться наружу. Правое запястье саднило — почему-то именно правое. Капитан «Красного Февраля» скосил глаза — это стоило ему великих трудов — и понял, что лежит на своей же койке в собственной каюте, а его правая рука закована в браслет наручников. Второй браслет крепился к трубе, идущей вдоль стены — кажется, это была коммуникационная труба. Вроде бы. «Если хорошенько дернуть, — хладнокровно подумал Османи, — можно ее сломать… но лучше не стоит. Потечет еще какая-нибудь гадость… вроде снотворного газа, например».
— Здрасте, — сказал Османи. Скорее, прохрипел. В горле господствовала сушь, как в какой-нибудь Сахаре.
— Привет, — отозвался женский голос — точно, женский. А вот и его владелица — развалилась в капитанском кресле напротив. Наглая рыжая физиономия и зеленые глаза — определенно, где-то раньше встречались. Только в прошлый раз она была одета совсем иначе — не как сейчас, в черный прорезиненный комбинезон военного образца. — Полагаю, я должна извиниться за столь внезапное вторжение. Насколько я помню, мы не были официально представлены…
— Вспомнил, — перебил ее Османи.
Многочисленные газетные снимки не отличались высоким качеством, а вот большая фотография в рамке, стоявшая на столе в кабинете Сулеймана Азам Хана, напротив, была в своем роде произведением искусства.
— Одна из самых опасных — и достойных моих врагов, — небрежно пояснил босс бенгальской мафии, когда Мохаммед осмелился спросить его — «Кто эта красавица?» — Каждый воин должен не только знать, за что он сражается — но и против кого он сражается. Ты не представляешь, что я с ней сделаю, когда она попадет ко мне в руки…
«Воин», как же. Старый бандит… надеюсь, акулы и кальмары Индийского Океана остались довольны. Османи вдруг поймал себя на мысли о том, что испытывает к мертвому Мастеру одну сплошную бесконечную черную ненависть. «Воин должен знать, за что он сражается». Он, Мохаммед Османи, мог бы стать честным солдатом и сражаться за какое-нибудь правое дело, а вместо этого долгие годы вел двойную — тройную! — жизнь, лгал, обманывал, предавал — и ради чего?..
— Я польщена, — сказала Фамке ван дер Бумен — а в капитанском кресле, разумеется, сидела она. — В таком случае отбросим дальнейшие формальности, мистер Османи, и перейдем к делу. Как вы должно быть понимаете…
— Нет, не понимаю. — снова перебил ее капитан «Февраля». — Как вам это удалось?!
— Абордажная подводная лодка класса «Паразит», — охотно пояснила королева белголландской мафии. — Она и сейчас пристыкована к вашему кораблю.
— Не может быть, — пробормотал Мохаммед. — Вам не удалось бы подобраться к нам незаметно. Не верю…
— Мы и не пытались подобраться незаметно, — не стала отрицать Фамке. — Сначала наш человек на борту вашего корабля выпустил снотворный газ. Затем он же отправил в эфир условный сигнал. А уже потом наш «Паразит» подошел вплотную и пристыковался к «Красному Февралю». И вот я здесь.
«Еще один предатель», — горько усмехнулся про себя Османи. — «Вот интересно, остался на борту хоть один честный моряк?!»
— Что вам надо? — произнес капитан вслух.
— Странный вопрос, — удивилась госпожа ван дер Бумен. — Ваш корабль, разумеется! Впрочем, он уже и так мой. Вот куда более интересный вопрос — что мне с вами теперь делать?