Охота за кукольной головой

Василий Порфирьевич, взял у меня и куклу, и записку. Сначала профессор занялся письмецом. Изучил послание с помощью мощной лупы, затем, положил записку на подставку микроскопа и стал внимательно всё разглядывать. Одновременно с этим занятием, профессор что-то быстро писал на рядом лежащем листе бумаги. Затем, Василий Порфирьевич, взял записку, свой листок, куколку, открыл дверь, как я уже знала, ведущую в лабораторию и скрылся там. Я немного удивлённая поведением профессора, осталась сидеть в кабинете. Мне было непонятно, зачем профессору понадобилась кукла. Но никаких вопросов я, естественно, задавать не стала. В конце концов, учёный муж прекрасно знает, что делает. Задачу я ему определила, а уж как он будет её решать, меня не касается. Захочет – сам расскажет. Ну а если не расскажет, так и не надо. Василий Порфирьевич отсутствовал довольно долго, примерно минут сорок, я уже начала волноваться, но вот, наконец, дверь лаборатории открылась и на пороге возник очень довольный Василий Порфирьевич. Профессор прошёл к своему столу, уселся за него, положил перед собой куклу, записку и свой почти весь исписанный лист бумаги. Посмотрев на меня внимательными и пронзительно голубыми глазами, учёный муж произнёс:

– Так, так, так, Руслана. Сначала по записке. Это однозначно женский почерк, писала девочка от десяти до двенадцати лет. Точно не больше и не меньше. Очень торопилась, страшно волновалась, плакала, я подозреваю, что даже рыдала. Есть все следы, указывающие на этот факт. Написано это послание примерно дней пять назад. Кусочек листочка оторван от обыкновенного тетрадного листа в клетку. Я на всякий случай снял с него отпечатки пальцев. Так что, твои, Руслана, папиллярные рисунки у меня есть. – Засмеялся Василий Порфирьевич. – Теперь по поводу куклы. Я, Руслана, без твоего на то позволения, извиняюсь, раздел милашку и тщательно её осмотрел. Если тебе уже кто-нибудь сказал, что это работа известного немецкого кукольного мастера Карин Лостницер, то ты не верь. Это очень хорошая, качественная ПОДДЕЛКА. Мне нужно некоторое время и я…, наверное, уже завтра смогу назвать тебе фамилию мастера, который изготовил такую отличную подделку. Позвони мне, ну… скажем завтра часиков в два, и ты получишь очень интересную информацию.

– Василий Порфирьевич! Какой же Вы молодец! У меня просто не хватает слов, чтобы выразить Вам свой восторг! Меня недавно, действительно, уверяли, что это работа Карин Лоснитцер. Даже показали её персональное клеймо. – С восторгом воскликнула я. – Я завтра не только позвоню, но и, если Вы не против, приеду к Вам к двум часам.

– Конечно, Руслана, я не против. Буду рад ещё раз с тобой увидеться. – Закивал головой профессор.

– Василий Порфирьевич, хочу вас предупредить о том, чтобы Вы очень осторожно расспрашивали об этой злосчастной кукле. Это может быть опасно. Поверьте, я Вас не пугаю, просто всё чем я иногда занимаюсь в свободное от основной работы время, связано с риском для жизни. Поэтому, может быть не нужно Вам во всё это влезать? – робко спросила я.

– Да, Руслана, мне Франц кое-что про тебя рассказал, так, что я в некотором роде немного в курсе твоего, скажем так, хобби. Ты уж не сердись на Франца, он просто в восторге от тебя и от того, что тебе удаётся всё запутанное распутать и всех злодеев наказать. Я сначала не поверил старику, а потом, убедился, что да, всё правда. Ну а на счёт себя, я тебе так скажу: – кто не рискует, тот не пьёт! – гордо произнёс профессор и звонко рассмеялся. – За меня, девочка, не нужно волноваться. Тем более, что я вооружён и очень опасен! – добавил Василий Порфирьевич и кивнул на дверь, ведущую в лабораторию.

Я ещё раз сердечно поблагодарила Василия Порфирьевича и от всего сердца предложила ему за выполненную работу триста рублей. Я бы и больше денег заплатила бы, но у меня с собой другой суммы не оказалось. Профессор очень расстроился таким моим поведением, надулся, словно индюк и, вообще, страшно на меня разобиделся. Мне пришлось почти полчаса извиняться, даже выпила с Василием Порфирьевичем грамм тридцать коньяка. В итоге мы, наконец, заключили мировую, я поцеловала профессора в щёчку и позвав Джерри, смущённо выскочила на лестницу. Ругая себя последними словами, я выбежала на улицу, еле дождалась, пока мой пёс малость прогулялся по своим собачьим делам, наконец-то, мы запрыгнули в нашу машину, и я на всех скоростях понеслась домой. Мне было очень неудобно и стыдно за свою бестактность, я страшно злилась на себя, на эту дурацкую куклу, на то, что я совершенно не разбираюсь в людях.