— И фотографии мне эти знакомы, — Казачок растерянно перебирал в руках чёрно-белые снимки, — вот этот, этот, этот. Я видел эти места.
— Смотрите сюда! — Ковшов извлёк из сейфа свёрнутый кусок акварели и развернул его на столе.
— Точно! Он самый! — не удержался Казачок. — Это пейзаж из квартиры Шальнова, историка института. Что это значит?
— Убил Шальнов своего сына, — тяжело произнёс Ковшов. — А это всё следы его трудов.
Ковшов присел к сейфу, бережно стал укладывать в бездонное нутро бумаги, фолианты уголовных дел, бюст, свёрток с акварелью, фотографии.
Казачок и Серков тупо молчали, каждый осмысливал услышанное и увиденное по-своему.
— А вы что же, Тарас Иванович, знакомы были с Дмитрием Гавриловичем Шальновым? — закрыв сейф и усевшись за столом, Ковшов внимательно посмотрел на майора.
— Да, познакомился вот, — кивнул тот, всё ещё не приходя в себя, — на днях.
— Дома у него были?
— Там и видел эту картину. Обрыв, опушка и берёзки над рекой…
Казачок, потерявшись совсем, взглянул на Серкова, тот пребывал в прежнем состоянии столбняка.
— То-то он мне странным каким-то показался, — начал Казачок, — комната запертая, воздух затхлый, как в могиле. Когда же он его и за что, Данила Павлович?
— Следствие только началось. Но со дня смерти прошла неделя-две, а то и больше. Эксперты ещё не дали заключения. Отсчёт, видимо, следует вести с того дня, как Антон Шальнов перестал посещать занятия в институте.
— А отец мне сказки рассказывал, будто сын к матери удрал после ссоры… — выпалил Казачок, к которому начали возвращаться ощущения, а вместе с ними и рассудок. — Врал, паразит! Признался он, Данила Павлович?
— Шальнов Дмитрий Гаврилович находится в психиатрической больнице с тяжёлым расстройством сознания, — отвернулся от Казачка и Серкова к окну Ковшов и замолчал.
Желания вести разговоры по делу у него явно не имелось. Он казался утомлённым, мрачно изучал ветки клёна, царапающие под ветром стёкла окон. В повисшей тишине все трое долго слушали скрежет живого по неживому.
— Но как же вы его установили? — не сдержался опять Казачок.
— Сам пришёл.
— Безумный?
— Он акварель написал, чтобы место захоронения останков трупа не забыть. Ещё, видимо, что-то соображал…
— Вот как!
— А приехав туда, стал раскапывать труп… Вернее, последнее, что от него осталось… Голову. Другие части тела раньше в воду выбросил.
— Что это его проняло?
— Голову не нашёл. Мы её раньше оттуда забрали, сразу после обнаружения мальчишками…
— А он?
— Вот тогда Дмитрий Гаврилович, видно, окончательно рассудка и лишился. Он весь холм перерыл. Копал землю, пока его там не заметили, участковому сообщили, тот его и задержал.
— Буянил небось?
— Участковый спрашивает: «Ты кого, отец, здесь ищешь?» А тот отвечает: «Сын здесь мой. Под берёзками я его положил…»