Охота за семью гномами

Они давно мечтали о ребенке. Планировали и обсуждали каждый шаг, когда ребенок родится. К сожалению обоих, у них не получалось на протяжении двух лет. Но это укрепляло их отношения.

Однажды он спросил, кого она хочет родить первым. Она ответила, что первым должен быть Павлик, а через два года Леночка.

— Почему два года? — спросил он.

— Это такой промежуток времени, в который мальчик успевает вырасти и стать для сестры защитником. И в то же время мальчик не успевает вырасти настолько «далеко», и у них остаются общие интересы, общие игрушки, потом общие друзья. Они могут пойти учиться в один институт.

— Кем они станут? — спросил Иван жену.

— Павлик будет программистом, а Леночка — художницей. Она очень творческая натура. Она родится под знаком зодиака Дева. Будет модницей и красавицей. У нее будут получаться пейзажи и фантастические картины. Знаешь, такие космические с неоновыми цветами или добрые драконы с ярко-фиолетовыми чешуйками. Будем покупать краски, которые светятся в темноте.

— Будем, — согласился Иван. — А Павлик будет помогать мне с компьютерами. А то у меня постоянно жужжит, как будто на взлет идет.

Они оба знали, что компьютеры нужно чистить, потому что вентилятор засоряется пылью и грязью. Но мечтать, что сын будет помогать отцу в этой простой работе, было самым приятным. Такие простые и в то же время заоблачные мечты придавали силы в ожидании беременности.

Он ненавидел зиму. Зима разлучила их. Вот такая, как на этой неуместной картине, — острая, холодная, ледяная.

После аварии он долго лежал в больнице, врачи собирали его по косточкам. А Лиза ушла.

Он до сих пор любил Лизу.

Но почему-то его тянуло к Рите? Ответ на этот вопрос мог дать только он сам. Но необходимо было все обдумать. Как далеко он сможет зайти в этих отношениях? Двухдневный курортный роман не устроит ни ее, ни его. А в том, что он через два дня уедет из злополучного отеля, он не сомневался. Он это запланировал. А планировать он умел и любил.

* * *

Рита со спины узнала Сергея и, будучи женщиной любопытной и непослушной (проигнорировала слова полицейского), а еще неугомонной (проигнорировала собственное здравомыслие), тут же очутилась возле него.

— Я составлю вам компанию. Сергей, вы не против? — Был бы против, все равно не избавился от нее, она уже взобралась на высокий барный стул. Но он и не возражал, даже помог, придержал. Она заказала бармену: — Сок апельсиновый, пожалуйста.

Заказ тут же материализовался перед ней, а рядом блюдце с печеньем. Так кстати для тех, кто не сидит на диете, не смотрит на часы, когда ест, и не считает калории (чтоб им пусто было!). Желудок предательски отозвался на вид песочного печенья, и Рита не устояла перед сладким соблазном. Взяла, откусила и смахнула крошки с матовой поверхности стола.

Сергей умел хорошо молчать. Рита тоже умела, но события последних дней — убийства и покушения — подсказывали, что, вопреки устойчивой поговорке, разговоры — это золото.

— Вы расстроены? Да? — не могла она удержать сочувствие. Хотя иногда называла это любопытством. — Одно не могу понять, почему ваш бухгалтер решил покончить с собой в этом отеле? Там, где вы празднуете триумф.

— А кто сказал, что он покончил с собой?

— Кузнецов. А вы так не считаете?

— Я считаю, что человек, который любит жизнь, семью, работу, не станет вешаться, стреляться, топиться.

Рита удивленно повела бровью и удивленно на него уставилась. Мужчина казался старше своих лет. Возможно, борода его старила. Хотя этот новомодный аксессуар лица — «симптом» нынешней молодежи. Да простят ее все бородоносители, но не могла она спокойно смотреть на заросшие лица. И только пристальный взгляд, глубокий, как зимнее озеро, выдавал его. Он слишком серьезно смотрел на мир, что казалось — в глазах поселилась грусть. Долгая, затяжная, неизлечимая. Этим ее Сергей раздражал, но как-то мимолетно. На него нельзя было долго злиться. Воспоминания растопили ледяные мысли.

Хотелось как-то приободрить, но Рита не могла найти слова.

«Не переживайте, все наладится», — звучало банально даже в мыслях, а чтобы проговорить это вслух, не поворачивался язык.

Кузнецов бы подобное охарактеризовал так: «Ты думаешь, что успокаиваешь, но на самом деле волнуешь сильнее».

Отругав мысленно полицейского за то, что оставил после себя невидимый след пессимизма, Белозерова тут же спросила:

— То есть вы считаете, что вашего бухгалтера подтолкнули к суициду?

— Я считаю, что его убили.

— Но кому это надо?

— Если бы Кузнецов разрешил нам уехать, я бы начал свое расследование.

— На фирме?

— Почему на фирме? — опешил Сергей. — При чем здесь фирма?

— Вы считаете, что это не из-за профессии?

— Не знаю, Рита. Может быть. — Он устало вздохнул, глотнул из бокала и поморщился. — В последнее время его что-то тревожило. Мне казалось, что он что-то хочет мне сообщить. Но не торопил его. Вообще, он был скрытным человеком. Пару раз обмолвился, что сын влез в какое-то дело, то ли странный бизнес, то ли с сомнительной компанией связался. Я попытался разузнать, но он только отмахнулся, сказал, что это его головная боль и он со всем справится.