Охота за слоновой костью

Он снимал опустошенную, голую красную землю, на которой не оставалось ничего живого: ни зверя, ни птицы, ни зеленого листочка.

Он снимал цепь желтых машин, которая неумолимо двигалась вперед, строго соблюдая строй; ее обслуживала бесконечная орда контейнерных грузовиков: словно рабочие муравьи за маткой, они уносили откладываемые ею яйца.

Он снимал ядовитые красные потоки, вытекавшие из желобов МоМУ на искалеченную землю, откуда следующий же дождь унесет этот яд и напитает им каждый ручей и каждую речку на сотни миль в округе.

Он снимал гибель гигантских деревьев от шеренги желтых машин, от огромных механических пил, смонтированных на специально переоборудованных гусеничных тракторах. В воздух вздымались фонтаны сырых белых опилок: это вращающиеся серебристые лезвия резали поваленные стволы на отдельные бревна.

Снимал, как передвижные краны укладывают бревна в поджидающие лесовозы.

Снимал орды обнаженных рабов-ухали, строящих дороги, по которым пройдут тяжелые грузовики и тягачи, увозя разграбленные сокровища леса.

Он надеялся что работа с камерой и разглядывание всего этого в объектив поможет как-то отъединиться от реальности, оставаться сторонним и оттого объективным наблюдателем. Тщетно. Чем дольше он наблюдал за этим уничтожением, тем сильнее разгорался его гнев и наконец сравнялся с гневом женщины, сидевшей рядом с ним на ветке.

Келли не нужно было обозначать свою ярость. Дэниэл ощущал ее в атмосфере – воздух был словно наэлектризован. Его не удивило, что он настроен на ее волну. Казалось, что это правильно и естественно.

Между ними вдруг возникла близость. Между ними рождалась новая связь, укреплявшая и усиливавшая привязанность и сочувствие, уже существовавшие между ними.

До захода солнца они оставались на дереве, а потом провели наверху в темноте еще час, как будто не могли разорвать жуткое очарование увиденного. Прислушивались к реву машин во мраке, смотрели, как прожекторы и фары ярко освещают лес и опустошенную красную землю. Работа ни на миг не прекращалась. Она все продолжалась и продолжалась – рубка, копание, рев и распространение яда и смерти.

Когда наконец снова пошел дождь и в вышине загремел гром и засверкали молнии, они спустились с дерева и медленно, печально вернулись туда, где в лесу ждали Памба и носильщики.

Утром через тихий, полный испарений лес они пошли назад в Гондолу и остановились только, чтобы Дэниэл снял отравленные, кровоточащие реки. Виктор Омеру спустился вниз; стоя по колено в грязи, он говорил на камеру, выражая словами их печаль и гнев.

Его глубокий голос звучал убедительно, полный заботы и сочувствия к стране и народу. Темное благородное лицо под шапкой седых волос удержало бы внимание любой аудитории, полномочия Виктора Омеру были неоспоримы, международная репутация такова, что никто не усомнился бы в том, что он говорит правду. Если Дэниэл сумеет показать это внешнему миру, он сумеет передать и свой гнев.

Шли медленно. Носильщики-бамбути все еще были подавлены и опечалены. Хотя сами они раскопки не видели, Сепо все им описал, а на кровоточащих реках они побывали. Но раньше чем они пересекли границу своей охотничьей территории, у них появились еще более серьезные причины печалиться.

Они пересекли слоновий след. Все узнали животное, и Сепо назвал его имя. «Одноухий Старик», – сказал он, и все согласились. Самец, у которого не хватает половины левого уха.

Впервые за много дней они рассмеялись, словно встретили в лесу старого друга, но смех замер, когда они принялись разглядывать след.

Потом они горестно вскрикнули и, заламывая руки, запричитали от ужаса.

Келли встревоженно спросила Сепо:

– В чем дело, старый друг?

– Кровь, – ответил Сепо. – Кровь и моча самца. Он ранен, он умирает.

– Да как же это? – вскрикнула Келли. Она тоже знала этого старого самца и считала его своим другом. Он все время бродил вокруг Гондолы, и она часто встречала его в лесу.

– Человек ударил его и ранил. Кто-то охотится на самца на священной территории. Это против законов и обычаев. Смотри! Вот след человека поверх отпечатка ноги слона. – Он показал на отчетливые следы маленьких босых ног на земле. – Охотник-бамбути. Должно быть, из нашего клана. Это ужасное святотатство. Обида богу леса.

Маленький отряд пигмеев был потрясен и испуган. Они жались друг к другу и, как заблудившиеся дети, держались за руки, понимая, что в эти ужасные дни все в мире перевернулось с ног на голову: вначале машины в лесу и кровавые реки, теперь это ужасное святотатство, совершенное одним из них.

– Я знаю этого человека! – крикнула Памба. – Я узнала его след. Это Пирри.

Все завопили и закрыли лица, ибо Пирри совершил убийство в священном месте и теперь гнев и месть лесного бога обрушится на всех них.