Охота за слоновой костью. Когда пируют львы. Голубой горизонт. Стервятники

Не услышав ответа, она взяла Сакину за подбородок. И подняла лицо девушки, чтобы видеть ее глаза. От увиденной в этих глазах боли ее сердце забилось сильнее.

— Моя милая маленькая ласточка.

«Я затронула самые глубины ее души», — возбужденно подумала она. И, убирая руку, провела пальцами по щеке Сакины.

— Я только что пришла от Неторопливого Джона, — сказала она, — но ты ведь видела, как я возвращалась? Ты следила за мной, верно?

— Да, госпожа.

— Повторить то, что рассказал мне Неторопливый Джон? Рассказать о его комнате в замке и о том, что там происходит? — Катинка не стала ждать ответа, но продолжала негромко говорить. Когда пальцы Сакины застыли, Катинка прервала рассказ и приказала: — Не останавливайся, Сакина. У тебя волшебные прикосновения.

Когда она наконец умолкла, Сакина беззвучно плакала. Ее слезы были медленны и тягучи, как капли масла, вытекающие из пресса для оливок. Они блестели на красном золоте ее щек. Немного погодя Катинка спросила:

— Давно ли твой брат в замке? Я слышала, прошло четыре месяца с тех пор, как он вернулся с гор за тобой. Так много времени, а его все еще не судили и не приговорили.

Катинка ждала; мгновения текли бесконечно медленно, как слезы девушки.

— Губернатор Клейнханс допустил оплошность — или его кто-то уговорил, я думаю. Но мой муж человек энергичный и преданный делу. Он не допустит, чтобы правосудие не совершалось так долго. Ни один предатель не спасется от него.

Теперь Сакина не таясь смотрела на Катинку полными боли глазами, а та продолжала:

— Он пошлет Альтуду в тайную комнату Неторопливого Джона. И Альтуда перестанет быть красивым. Какая жалость! Как же нам помешать этому?

— Хозяйка, — прошептала Сакина, — ваш муж. У него власть. Все в его руках.

— Мой муж — слуга Компании, верный и неподкупный слуга. Он не станет уклоняться от исполнения своего долга.

— Хозяйка, вы так прекрасны. Ни один мужчина не может отказать вам. Вы можете убедить его. — Сакина медленно опустила голову и прижалась лицом к обнаженному колену Катинки. — Всем сердцем, всей душой умоляю, госпожа.

— А на что ты готова ради спасения брата? — спросила Катинка. — Какую цену ты заплатила бы, моя маленькая ласточка?

— Нет слишком высокой цены, нет такой жертвы, на которую я бы не пошла. Просите чего угодно, госпожа.

— Но надежды освободить его нет, Сакина. Ты ведь это понимаешь? — мягко спросила Катинка.

«Да я бы никогда и не захотела этого, — подумала она. — Пока брат в замке, эта маленькая ласточка останется в моей клетке».

— Я не рассчитываю на это.

Сакина подняла голову; Катинка снова взяла ее за подбородок, на этот раз обеими руками, и наклонилась вперед.

— Альтуда не умрет. Мы с тобой спасем его от Неторопливого Джона, — пообещала она и поцеловала Сакину в губы, влажные от слез, горячих, соленых, почти как кровь. Сакина медленно раскрыла губы, словно лепестки орхидеи перед колибри, ищущим нектара.

Альтуда. Сакина собралась, заставляя себя думать только о брате. Катинка между тем, не переставая целовать ее, взяла ее руку и провела к себе под платье, остановив на гладком белом животе. Альтуда, это ради тебя, только ради тебя, молча говорила себе Сакина, закрывая глаза и проводя пальцами по шелковому животу, добираясь до тонких густых золотистых волос у его основания.

Утро следующего дня выдалось безоблачное. Воздух холодный, но солнце ослепительно яркое, и ветер утих. С лесов Хэл видел закрытую дверь темницы. Дэниел все время держался с ним рядом: принимая на свои широкие плечи часть работы Хэла, он защищал его от хлыста Барнарда.

Когда из ворот показался Неторопливый Джон и неторопливо и размеренно двинулся по двору, Хэл устремил на него безумный взгляд. Неожиданно, когда палач проходил под лесами, Хэл схватил тяжелый молоток каменщика, лежавший у его ног, и размахнулся, чтобы запустить его в голову Неторопливому Джону.

Огромный кулак Большого Дэниела сомкнулся вокруг его запястья. Дэниел отобрал у Хэла молоток, как игрушку у ребенка, и положил на стену так, чтобы Хэл не мог его достать.

— Зачем ты это сделал? — спросил Хэл. — Я убил бы эту свинью.

— Без толку, — сочувственно ответил Дэниел. — Убив слугу, ты не спасешь сэра Фрэнсиса. Ты пожертвуешь собственной жизнью и ничего этим не добьешься. К твоему отцу просто пошлют другого палача.

Мансеер вывел из темницы сэра Фрэнсиса. Тот не мог сам идти на перевязанных переломанных ногах, но когда его тащили по двору, голову держал высоко.

— Отец! — страдая, крикнул Хэл. — Я не выдержу этого.

Сэр Фрэнсис посмотрел на него и достаточно громко, так что слышно было на верху стены, ответил:

— Будь сильным, мой сын. Ради меня будь сильным.

Мансеер сволок его вниз, под арсенал.

День тянулся долго — в жизни Хэла еще не бывало такого длинного дня, — и северную сторону двора накрыла глубокая тень, когда из-под арсенала появился Неторопливый Джон.

— На этот раз я убью эту проклятую свинью! — выпалил Хэл, но Дэниел опять обхватил его так, что Хэл не сумел вырваться, и палач медленно прошел под лесами и исчез в воротах.