Охота за слоновой костью. Когда пируют львы. Голубой горизонт. Стервятники

На третий день папирусы начали уступать место открытым заливным равнинам. Теперь до людей добирался ветерок, отгоняя насекомых и наполняя парус. Продвижение пошло быстрее, и вскоре баркасы добрались до места, где все рукава реки слились в один поток почти в три кабельтовых шириной.

По обоим берегам тянулись заливные луга, поросшие сочной высокой травой; здесь паслись огромные стада быков. Животных невозможно было сосчитать, они образовали гигантский движущийся ковер; даже когда Хэл забрался на мачту, он не смог увидеть его края. Быки стояли так близко друг к другу, что на больших участках даже не видна была трава. Это были озера дегтя и бегущие реки плоти.

Края огромного стада доходили до самой реки; животные смотрели на людей, высоко поднимая головы, увенчанные тяжелыми рогами. Хэл подвел баркас ближе и выстрелил из фальконета в самую гущу. Одним выстрелом он свалил двух молодых коров. Этой ночью они впервые разбили лагерь на берегу и ели жаренное на углях мясо.

Много дней плыли они по могучему зеленому потоку, и заливные равнины на обоих берегах мало-помалу уступили место лесам и полянам. Река сузилась, стала глубже, течение сильнее, и продвижение шло все медленнее. На восьмой вечер после отплытия от корабля они разбили на берегу лагерь в роще высоких диких смоковниц.

И почти сразу наткнулись на следы пребывания людей. Это было полуразрушенное заграждение, построенное из тяжелых бревен. За деревянными стенами располагались загоны. Как показалось Хэлу, они предназначались для скота или диких зверей.

— Работорговцы! — с горечью сказал Аболи. — Здесь они заковывали людей моего племени, как животных. В одном из таких бомасов, может, в этом самом, от горя умерла моя мать.

Ограждение было давно покинуто, но Хэл не сумел заставить себя разбить лагерь в столь горестном месте. Они прошли вверх по течению еще с милю и нашли небольшой остров, удобный для ночевки. На следующее утро они поднялись по реке вдоль леса и травянистых равнин, но следов человека больше не видели.

— Работорговцы все здесь прочесали своей сетью, — печально сказал Аболи. — Поэтому и бросили свою факторию и уплыли. Кажется, не осталось ни одного мужчины, ни одной женщины, переживших их набеги. Надо отказаться от поисков, Гандвейн, и повернуть назад.

— Нет, Аболи. Мы пойдем дальше.

— Все вокруг полно воспоминаниями об отчаянии и смерти, — умолял Аболи. — Эти леса населяют только призраки людей моего племени.

— Я решу, когда поворачивать назад, и это время еще не пришло, — ответил Хэл, очарованный этой незнакомой новой землей и изобилием диких животных в ней. Он почувствовал страстное желание двигаться дальше, пройти по великой реке до ее истока.

На следующий день Хэл увидел с носа баркаса цепь невысоких холмов чуть севернее реки. Он приказал вытащить баркасы на берег и оставил моряков под командой Большого Дэниела чинить корпус, поврежденный нападением гиппопотама. Они с Аболи отправились к холмам, чтобы лучше рассмотреть местность, и ушли гораздо дальше, чем им казалось, потому что в чистом воздухе и под ярким солнцем Африки расстояния обманчивы. Полдень уже давно миновал, когда они поднялись на вершину и увидели безграничные просторы, где лесистые холмы повторялись один за другим, гряда за грядой, словно бесконечные отражения в голубом зеркале.

Они сидели молча, потрясенные протяженностью этой дикой земли. Наконец Хэл неохотно встал.

— Ты прав, Аболи. Здесь нет людей. Надо возвращаться на корабль.

Но в глубине души он испытывал странное нежелание покидать эти невероятные места. Романтика и тайны этих обширных просторов влекли его больше чем когда-либо.

«У тебя будет много сильных сыновей, — предсказала ему Сакина, — и их потомки будут процветать в этих землях Африки, сделают их своими».

Он еще не чувствовал любви к этой земле. Она казалась ему чуждой и варварской, слишком далекой от того, к чему он привык в более мягком климате севера, но он почуял в своей крови ее волшебство. Тишина сумерек опустилась на холмы — мгновение, когда все живое задерживает дыхание перед незаметным наступлением ночи. Хэл в последний раз обвел взглядом горизонт, где, как гигантский хамелеон, холмы изменили цвет.

У него на глазах они стали сапфировыми, лазурными и синими, как спина зимородка. Неожиданно он замер.

Схватил за руку Аболи и показал.

— Смотри! — негромко сказал он.

У подножия следующей гряды холмов из леса в вечернее небо поднимался столб дыма.

— Люди! — прошептал Аболи. — Ты был прав, когда не хотел поворачивать назад, Гандвейн.

Они в темноте спустились с холма и, как тени, пошли по лесу. Хэл вел их по звездам, сосредоточив взгляд на большом сверкающем Южном Кресте, висевшем над холмом, у подножия которого они видели дым. Они двигались все с большей осторожностью, и после полуночи Аболи остановился так неожиданно, что Хэл едва не наткнулся на него в темноте.

— Слушай! — сказал Аболи.

Несколько минут они стояли молча.

Потом Хэл сказал:

— Я ничего не слышу.