…— Да, самое интересное оказалось вне компетенции товарищей. Университет университетом. Здесь наш гость учится, и не особенно успешно, а вот что он делает вне университета, догадайся, мол, сама…
Федор Георгиевич протянул мне справку, полученную из ректората университета. Кое-что в ней было подчеркнуто красным карандашом полковника.
«…Человек, оказавшийся в поле вашего внимания, Жорж Риполл, наш студент. В своей анкете очень подробной, Риполл указывает, что происходит из семьи белоэмигрантов. Отец его, бывший деникинский офицер, в прошлом крупный мукомол Евтихей Риполов. Жорж родился за границей в 1944 году, но хорошо владеет русским языком, так как, с его слов, в семье у них разговаривают только по-русски.
В порядке культурного обмена в высших учебных заведениях нашей страны учатся иностранные студенты — юноши и девушки. Часть молодежи, приехавшей из-за границы, выходцы из семейств, эмигрировавших из России в 1917 году.
Как правило, иностранная молодежь дисциплинированна, исправно учится, дружит с советскими студентами, помогающими приезжим осваивать отдельные наиболее трудные дисциплины.
Жорж Риполл принадлежит к числу отстающих студентов, поэтому пользуется академической поддержкой и персонально прикреплен к отличнику факультета Юрию Стекловицкому.
Успешной учебе Риполла, безусловно, мешает неорганизованный быт, любовь к развлечениям, частые посещения ресторанов. Он систематически получает посылки из-за границы и располагает немалыми средствами, которые тратит безудержу. Видимо, в связи с этим Риполл популярен среди определенной части студенчества, отнюдь не лучшей и не передовой в МГУ».
Я дочитал справку и вернул ее Гончарову.
— «…неорганизованный быт… любовь к развлечениям…» — иронически процитировал он слова из справки. — Какие, мягко выражаясь, интеллигентные формулировки. А если заглянуть поглубже. Если бытовые шалости Риполла не следствие его разболтанности, а метод работы? Любопытная деталь, — продолжал полковник. — Оказывается, семья господина Риполова не так уж богата, он владеет маленькой булочной, которая дает возможность кое-как сводить концы с концами. Обычное эмигрантское житье. Возникает вопрос: откуда такой размах у потомка благородного рода? Откуда машина, деньги на кутежи? — Федор Георгиевич потер виски. — Черт знает! Вообще-то это уже не сфера моей деятельности. Но надо докопаться до конца. Что скажете вы, инженер человеческих душ? Вы же первая ласточка, залетевшая к Бухарцевой. Так сказать, в курсе всех событий…
Мы находились вдвоем в служебном кабинете Гончарова. Я позвонил ему утром, спросил, есть ли новости, и Федор Георгиевич предложил заглянуть к нему на Петровку. Вначале он подробно рассказал о происшествии на даче Бухарцевой, потом дал прочесть справку из МГУ.
— Что скажу? — переспросил я. — Скажу затасканную истину о бдительности и подозрительности. Что касается ласточки — это верно: прилетел и улетел. Летающий статист.
— Незачем прибедняться, — усмехнулся Федор Георгиевич. — По делу вам многое хорошо известно, хотя это и незаконно. Ведь вы не штатный оперативный работник, а любитель от розыска.
— Ладно, спасибо и на этом, — согласился я. — А теперь послушайте мою концепцию. Она не сложна, но реальна. Заграничный пижон, владелец собственной машины и незадачливый студент уводит с праведного пути охочего до длинного рубля киномеханика Виктора Орлова. Тот незаконно крутит фильмы, которые утаскивает из Дома творчества. Трехкопеечный криминал.
— Энергично. Продолжайте, Анатолий Васильевич, — Федор Георгиевич плотнее уселся в кресло.
— Пожалуйста. Деляга киномеханик состоит в прямом родстве с выжившей из ума фанатично настроенной Бухарцевой. Старуха трясется над своими сокровищами. Племянник является ее единственным законным наследником, на что ему в высшей степени начхать.
— Так… так…
— Могучая фантазия или, если угодно, оперативное мышление некоего полковника милиции, условно назовем его товарищем Икс, усматривает в поведении коварного иностранца хитрую затею при помощи малоустойчивого гражданина подобраться к сокровищам мадам Бухарцевой.
— Н-да-а… Значит, могучая фантазия?.. Дальше, валяйте дальше.
— А что еще? Все!
— Позвольте, а пленившая вас Настенька, а иконописец на пятьдесят третьем километре? Это же все компоненты одного дела, как вы любите иногда выражаться.
Федор Георгиевич явно пытался заставить меня выговориться, хотел до конца услышать мою точку зрения на происходящее. Я охотно принял его вызов.
— Зачем обиняки? Пожалуйста! Я не конспиратор, как некоторые другие. Охотно введу вас в храм моих логических построений. Вход свободный. Предупреждаю, что буду пользоваться и тем, что только услышал от вас.
— Не возражаю.