Следовало закругляться. Стекловицкий выложил все, что знает. Дальнейшие расспросы и уточнения ни к чему. Но Орлов-то каков! Знал, что идет на преступление, поэтому имя и фамилию изменил. Ничего, сколько бы веревочке ни виться… Загоруйко понимал, что допрос Орлова не представит трудности. Все его комбинации как на ладони. Он приперт к стене собранными материалами, свидетельскими показаниями, а понадобится — и очными ставками. В общем доигрался парень…
Отобрав у Стекловицкого подписку о неразглашении, Загоруйко попрощался и отпустил посетителя. Почти следом и сам вышел из отделения. Возвращаясь пешком к себе на Петровку, 38, Загоруйко думал о Викторе Орлове. Ведь с парнем вскоре придется вести нерадостный разговор. Почему же все-таки Орлов, молодой советский человек, стал рвачом, обманщиком, преступником? Почему?..
Установка и дополнительные характеристики на Орлова уже были в распоряжении капитана милиции. Мальчишкой лишившись родителей, Виктор кончил ремесленное училище, некоторое время работал электромонтером при ЖЭКе. Пошел учиться на курсы киномехаников. Закончил, поступил в кинотеатр, потом перешел в Дом творчества. Незамысловатая биография рабочего паренька… Так все-таки на чем споткнулся, где и кто привил юноше алчность, жадность к деньгам, к левому заработку, ко всему тому, что в скором времени сделает Орлова подследственным, а потом и подсудимым? Что случилось? И неожиданно пришел ответ.
Загоруйко вспомнил вчерашний день. В доме испортился телевизор. Жена вызвала мастера из телевизионной мастерской. Пришел разбитной, вихлястый паренек. Что-то подкрутил, подчистил, сменил лампу, в магазине ей цена рубль пятьдесят. Вся работа по ремонту продолжалась около получаса. Закончив, мастер предложил:
— По квитанции вы заплатите деньги за вызов и замену лампы, а за остальное… если не возражаете?
Жена не возражала, а Володя, хоть и глядел волком на ловчилу, тоже промолчал. Так и получалось, что дополнительная трешка перекочевала из кармана хозяина в карман паренька.
Орлов работал электромонтером при ЖЭКе. Это значит мелкий ремонт по квартирам, полтинник, рублевка с добросердечного жильца. Отсюда и появилась тяга к легкому приработку. Конечно, тот, кто покрепче, почестнее, тот устоит, тому честь и совесть дороже холуйского гроша. Орлов оказался не из таких…
Первое, что собирался сделать капитан милиции, — это связаться с Гончаровым, доложить, что задание выполнено и получены интересные данные. Для этого следовало или позвонить в райотделение на пятьдесят третий километр, или, что пожалуй, куда лучше, вечерком съездить за город, повидаться с Федором Георгиевичем. Последний вариант Загоруйко больше устраивал. Он любил встречи с полковником.
Однако необходимость в телефонном разговоре и в поездке отпала. Гончаров сам объявился в кабинете Загоруйко.
— Здравствуй, Володя, как дела?
— Почему вы не на даче, Федор Георгиевич?
— Хватит, отдохнул. — И, не ожидая дальнейших расспросов, добавил: — По-моему, я просчитался, капитан. Бухарцевское дело — дело стоящее. Рассказывай о своей встрече со Стекловицким.
Загоруйко пожал плечами.
— Встреча была коротка, разговор недолог, товарищ полковник. Все, что Стекловицкий знал о Риполле и об Орлове, он выложил, как говорится, на одном дыхании. — Загоруйко подробно, не упуская ни одной мелочи, передал полученные им данные.
— Превосходно, — потер руки Федор Георгиевич. Внимательно посмотрел на капитана и спросил: — А почему у тебя унылый вид?
— Схватились мы со Стекловицким по разным вопросам, и хотя знаю, правда на моей стороне, а не потянул… Культуры не хватило.
— А ну, выкладывай, о чем разговор шел… — Федор Георгиевич поплотнее уселся на диване.
Казалось, это сообщение капитана милиции его заинтересовало куда больше, чем информация о взаимоотношениях Риполла и Орлова.
Загоруйко, ничего не скрывая, поведал об идеологической схватке в паспортном столе отделения милиции.
— Не пойму, что за тип. Вроде свой, советский парень, грамотный, начитанный, на подлость не способный, а в разговоре и это ему не нравится и то никуда не годится. За границей хорошо, у нас плохо… Выложил мне такое ассорти!
— Ну, а ты?
— Что я! Доказывал, убеждал, да, видно, не особенно получилось. Он, знай, свое гнет.