Охотясь на Адэлайн

«Что случилось, детка? Ты не получила достаточно в первый раз и вернулась за добавкой?»

Я ударила его, мое зрение начало чернеть, и мне не нужно зеркало, чтобы чтобы увидеть, что мое лицо красное как помидор и в нескольких секундах от того, чтобы стать пурпурным. Наконец, его хватка ослабевает, и я жадно втягиваю воздух, хотя он не убирает свою руку.

«Ебаный мудак», — задыхаюсь я, и да, я вижу лицемерие, но все равно трахаю его все равно.

Он едва дает мне отдышаться, а потом угрожает лишить меня воздуха еще раз. Его хватка не такая крепкая, оставляя ядро пространства в моем дыхательном горле, что позволяет мне вдохнуть.

«Ну же, мышонок, ты же знаешь, что я откликаюсь только на два имени», — дразнит он.

«Дай мне послушать, как ты произносишь мое имя. Оно звучит намного слаще, когда ты не можешь дышать».

«Зейд», — рычу я, но он качает головой.

«Не-а», — говорит он, голос погряз в сладком яде. «Я хочу, чтобы ты называл меня другим именем, Аделина».

Слезы разочарования собираются в моих глазах, одна вырывается на свободу и проскальзывает мимо моих ресниц. Он следит за капелькой, на его губах появляется дикая ухмылка, прежде чем кончик его языка высовывается и слизывает соленую воду с моего лица.

Я стискиваю зубы, гордость поднимается, подстегиваемая гневом на этого невыносимого человека.

Когда мы с Зейдом счастливы, легко забыть о том, как ему нравится видеть мои страдания. И я думаю, не поэтому ли я бездумно выхожу из себя. Может быть, какой-то части меня это тоже нравится, как он заставляет меня страдать.

Он проводит кончиком языка по моей щеке и к уху, оставляя за собой влажную дорожку, прежде чем темный шепот согреет мою кожу.

«Если ты заставишь меня сказать тебе еще раз, я привяжу тебя к этому дереву, пока птицы не будут готовы к трапезе».

«Боже», — выдохнула я, мой голос охрип от напряжения. «Теперь ты счастлив?»

Он обнажает зубы, и я понимаю, что страх, который он внушает мне, скорее всего, съест меня заживо раньше, чем птицы.

«Даже близко нет», — шипит он. «Думаю, мне нравится идея привязать тебя я к этому дереву — птицы будут пировать на беспомощной маленькой мышке».

Ужас скользит по моему сжатому горлу и опускается в желудок, превращаясь в опьяняющее чувство, которое жжет и жжет, пока мои глаза не опускаются в полуприкрытое состояние.

«Тогда накажи меня. Я заслужила это», — шиплю я.

Я хочу, чтобы он это сделал.

Пока он здесь, прикасается ко мне, причиняет мне боль — это лучше, чем быть еще один призрак, преследующий поместье Парсонс.

«Или кошечка слишком боится мышки?»

Он откидывает голову назад, смех вырывается из его горла и посылает мурашки по моему позвоночнику. Зло. Это был злой смех, и мое волнение нарастает.

Он внезапно бросает меня и отходит, едва давая мне время поймать себя. В тот момент, когда я выпрямляюсь, он поднимает подбородок.

«Ты пришла сюда, чтобы попросить прощения?»

«Да», — шепчу я. «Я…»

«Разденься», — приказывает он, прерывая мои извинения.

Сдерживая ответную реакцию, я слушаюсь и срываю с себя одежду, пока не остаюсь голой. На улице жарко, но я дрожу под его пылающим взглядом.

Мои соски твердеют под его блуждающим взглядом, заставляя его ноздри вспыхивают. Подавив желание прикрыться, я прислоняюсь спиной к дереву, еще одна дрожь пробегает по моему телу от шершавой коры.

Облизывая губы, он смотрит на меня, как ястреб на мышь. Хищный и полный намерений. Медленно, его длинные пальцы расстегивают пряжку на поясе, а затем выдергивая его из петель черных джинсов.

В моем горле образуется камень, но я не пытаюсь проглотить его, потому что я знаю, что он тут же поднимется обратно. Особенно когда он направляется ко мне, а затем за дерево. Ствол отнюдь не большой, поэтому, когда я собираюсь повернуть голову, его рука появляется сзади и хватает мою челюсть, заставляя ее прямо.

«Лицом вперед, Аделин», — приказывает он, его глубокий голос полон предупреждения.

Его рука отступает, и мое сердце начинает биться неровно, заставляя мое дыхание сбивается. Тяжесть предвкушения душит, и когда я, наконец, вижу его ремень, я не могу не вздрогнуть.

Он проходит петлей через мое горло и вокруг ствола, а затем затягивается, кожа стонет от усилия. Мои глаза выпучиваются, мой драгоценный запас воздуха прерывается в третий раз, когда он снова застегивает пряжку. Этот ублюдок использовал свой ремень, чтобы прижать меня к дереву.

Он выходит из-за моей спины и снова встречается со мной взглядом, его дьявольский взгляд осматривает свой шедевр.

«Ты ебанутый на всю голову», — говорю я ему, а потом кашляю, когда ремень впивается в мою кожу.

Он хмыкает. «Ты используешь красивые слова как острые ножи, и я думаю, что ты привязалась к тому, чтобы видеть на мне шрамы. Они делают твою киску влажной, детка?».

Я поднимаю подбородок, решив пойти другим путем и хоть раз сказать правду. хоть раз.

«Да», — признаю я так твердо, как только могу.

Он смотрит на меня, его несовпадающие глаза такие же напряженные, как холодный ветер, обдувающий мое тело. Бледный шрам, рассекающий его белый глаз, гордо выделяется среди гладкой плоти.

На него больно смотреть.