Охотясь на Адэлайн

Удалось ли ей выбраться? Вернулась ли она к Лейле и забрала ее. чтобы найти новую жизнь? Лучшую жизнь?

Я изнуряю себя вопросами, на которые никогда не получу ответов. По крайней мере крайней мере, пока я здесь торчу.

Потерпев поражение, я захлопываю журнал и набираюсь сил. энергии, чтобы скатиться с кровати и подползти к открытой щели. Горячие слезы проливаются, когда я засовываю журнал обратно в тайник. И когда я закрываю деревянную доску обратно, все, о чем я старалась не думать, снова нахлынуло на меня.

Чуть не упав в спешке на кровать, я сворачиваюсь в клубок, сжимая кулаки. кулаки, мои сломанные ногти кричат. Все мое тело содрогается от воспоминаний. уничтожая любое подобие мира, который я обрела с Молли. Всем, что у меня, я крепко держусь за рыдания, раздирающие мое горло в попытке вырваться.

Я не позволю им.

Прошло не более получаса с тех пор, как Франческа ворвалась из моей комнаты и пошла успокаивать Рокко, который, судя по звуку, пришел в ярость и начал крушить все вокруг. Я немедленно сорвал с себя испачканную одежду и оделась в свежую, но это не помогло мне успокоиться. пока под моей комнатой царил хаос. Тогда я вспомнил о дневнике в половицах и нашла утешение в Молли.

В течение неописуемого количества времени я смотрел на стену. Если мои глаза хотя бы на пыльный деревянный пол, все, что я вижу, это образ себя лежащего на земле с Рокко, установленным надо мной. Я наблюдаю за осквернением моей души, словно внетелесный опыт. Стою над наваждением, не в силах остановить происходящее.

В отчаянии я пытаюсь направить свои мысли на что-нибудь другое — Зейда или Дайя, но поезд каждый раз сходит с рельсов, возвращая меня обратно в комнату красоты… Они всего лишь призраки, преследующие коридоры моего мозга, и каждый раз. я тянусь к ним, они только исчезают.

Я зажмуриваю глаза, разочарование нарастает.

Я должна была прислушаться. Да, именно так я и должен был поступить. Позволить девочке быть, чтобы спасти себя.

Покачав головой, я стучу пяткой ладони по лбу. Как я буду жить с этим? Если я когда-нибудь выберусь отсюда, как я смогу смириться с тем зная, что я стояла в стороне, пока с другими девушками происходили ужасные вещи, только чтобы спасти себя?

Они стояли в стороне, пока тебя насиловали.

Стояли. Ненавижу ли я их за это?

Не знаю. Вроде того. Внутри меня разгорается чернота. внутри меня, и я вроде как тоже хочу их убить.

«Нет», — шепчу я. Я не могу ожидать, что все будут такими жертвенными. Я не могу ожидать, что что девушка, которая подвергается насилию так же, как и я, попытается спасти кого-то еще. Попытаться.

Потому что в этом и заключается гребаная проблема. Их не спасти. Бетани все равно вырежут эту родинку из ее кожи. Все эти девушки там… все равно будут изнасилованы и замучены, сколько бы раз я не вступал в это.

Мы все просто ягнята, ожидающие заклания, и то, что меня убьют. не остановит волков от пиршества.

Так что, блядь, мне делать? голос Зейда шепчет в моем сознании, и мое сердце болезненно сжимается.

Выбирай свои битвы. Будь умнее.

Легче сказать, чем, блядь, сделать.

* * *

Я вздрагиваю, когда через десять минут дверь моей спальни с грохотом распахивается. дверная ручка врезается в идеально круглую вмятину в стене. Очевидно. эту дверь выбивали в течение долгого времени.

Тяжело дыша, я смотрю, как Рио входит в комнату, неся в руках аптечку и выглядит спокойным, как никогда, несмотря на то, что он выбил дверь.

«Уже создаешь проблемы, принцесса?» — небрежно спрашивает он.

Я отказываюсь отвечать, поджав губы и глядя на него опухшими глаза. Он поднимает брови, когда видит мое лицо, отчего мои щеки пылают от гнева. На мгновение он выглядит разъяренным, хотя я не могу не могу понять, на кого.

Он крутит пальцем в воздухе, показывая, чтобы я перевернулась.

«Я должен убрать беспорядок, который ты устроила», — говорит он мне, его лицо разглаживается. в нечитаемое выражение. «У тебя повсюду кровь».

Задыхаясь, я переворачиваюсь на живот, напрягаясь, когда чувствую, как его пальцы расправляют мою футболку по спине.

«Это не моя вина…»

«Здесь во всем виновата ты», — прерывает он, его голос становится все глубже. суровостью. «Никогда не забывай об этом».

Он шуршит припасами, вздыхая, как будто это огромное неудобство для него.

«Мне ужасно жаль, что я прервала твой день торговли женщинами», — бормочу я, задыхаясь от ярости. В ответ он прикладывает смоченный спиртом тампон к моим разорванным швам. Ожог поражает, и я шиплю сквозь зубы, проклятия на кончике языка.

Чертов мудак.

— Из-за твоего рта ты попадешь в ситуации и похуже этой, — говорит он мне. — Что тебе нужно сделать, чтобы усвоить урок? Убить девушку.

Сглотнув, я задыхаюсь: «Прости».

Из его горла вырывается громкий, рокочущий смех. Я поворачиваю голову к нему, в ярости, когда его плечи затряслись от смеха. Его темные глаза сверкают первые настоящие эмоции, которые я увидела до сих пор. Это почти так же страшно, как то, что он гнев.

«Ты смеешься надо мной», — говорю я с недоверием.

«Детка, я не тот, кого тебе нужно бояться. Мне больше нравится твой рот».

«Ты только что сказал…»