Охотясь на Аделин

Он впивается взглядом в мое лицо, и гнев стягивает его шрамы и усиливает ледяную тьму в этих глазах цвета инь-ян.

Вы когда-нибудь сталкивались лицом к лицу с разъяренным медведем? Смотрели в глаза зверя, когда он в ярости? Большинство людей не доживают до возможности рассказать об этой встрече.

– Думаешь, я поверю в твою маленькую ложь? Будто у меня есть хоть какие-то основания для неуверенности в себе.

Последнее высказывание он заканчивает смешком, и это раздражает меня. Чувствую, как мое лицо вспыхивает, а глаза темнеют.

Он смеется надо мной, и мне хочется сделать ему больно. Не кулаками – нет, словами. Я хочу, чтобы он возненавидел меня. Чтобы понял, каково это – ненавидеть кого-то настолько сильно, но в то же время безумно жаждать его.

Хоть раз я хочу, чтобы он почувствовал то, что чувствовала я, когда он силой ворвался в мою жизнь.

– Нет, но когда ты поймешь, что все твои усилия пропали даром, тебе будет не до смеха.

Его улыбка исчезает, и я чувствую свою первую победу. Я делаю шаг к нему, наслаждаясь тем, насколько он напрягся.

– Все то время, которое ты потратил, пользуясь моим телом во имя любви, ушло впустую, потому что я так и не полюбила тебя.

На этот раз в его улыбке нет ни капли веселья. Она свирепая и напоминает улыбку человека с петлей на шее, стоящего перед выбором: повеситься самому и спасти любимую от той же участи или обречь на виселицу ее.

Сделает ли он больно мне в ответ, чтобы защититься? Или так и будет стоять и просто терпеть?

– О? – оспаривает он. – Значит признание в любви и мольба вырезать розу на твоей груди были для тебя лишь забавой? – Он обнажает зубы, и мои легкие сжимаются. – Неужели ты настолько увлеклась сочинением книг, что перестала отличать реальность от своего воображения?

Я прищуриваюсь.

– Стокгольмский синдром существует. Это естественная реакция человека на постоянную угрозу. Вполне резонно обманывать свой мозг, заставляя его верить, что ты любишь своего мучителя. Если это единственное, что помогает терпеть его.

Он поднимает бровь, не впечатленный. И это по-прежнему вызывает у меня душевный трепет, такой же, как и всегда.

– И как, тебе нравится? Нравится наказывать меня за то, что делает твой отец? – спрашивает он, и его глубокий голос стихает до шепота.

Капля победы превращается в бассейн, а затем в целый потоп, поскольку в его глазах вспыхивает боль.

Неужели он уже ненавидит меня? Понимает ли он, что такое настоящая любовь?

Невозможно любить кого-то по-настоящему, если ты никогда его не ненавидел. Это две стороны обоюдоострого меча, и обе режут чертовски глубоко.

– Мне кажется, я наконец-то освободилась, – выплевываю я.

Он медленно кивает, его пронзительный взгляд оценивающе изучает меня.

– А говорила, что у тебя нет проблем с отцом, – задумчиво произносит он, отходя от меня.

Когда он удаляется, у меня замирает сердце.

Победный поток стремительно пронесся по моему телу, но теперь отлив тянет его назад, и я начинаю ощущать последствия.

Зейд делает еще один шаг от меня и поворачивается к дверям. И между нами образуется кратер, заполняющийся океаном, и разделяет нас. Удивительно, но я не чувствовала себя так далеко от него, даже когда нас разделяли сотни километров.

Во мне прорастает зерно паники, но возможно, это просто адреналин. Потому что судя по тому, как Зейд смотрит на меня, похоже, он собирается сделать выбор сам. Он собирается вырваться из этого круга, а я так и останусь в подвешенном состоянии.

– Тогда, пожалуйста, детка, беги на свободу. Покажи мне, как далеко ты зайдешь, прежде чем поймешь, что бежишь сама от себя. Как долго ты продержишься, если все, что поддерживает в тебе жизнь, это я?

Моя грудь сжимается, но я смеюсь, потешаясь над тем, как он потешается надо мной.

– Ты поддерживаешь только демона в своем теле.

Он игнорирует мои слова.

– Твое сердце, душу и дыхание. Беги, мышонок. На этот раз за тобой никто не будет гнаться.

От его последних слов я начинаю задыхаться, но он выходит в коридор и тихонько закрывает за собой дверь спальни.

Черт. Я судорожно втягиваю воздух, но получается только хрип. Мои легкие отказываются работать. Черт, черт, черт.

Я отворачиваюсь и продолжаю попытки дышать. Но мне кажется, будто мои легкие превращаются в крошечные металлические прутья, которые пронзают мои внутренности с каждым новым вдохом.

Прекрати, Адди. Это правильное решение.

Но так ли это?

Ты защищаешь свою семью.

Тогда почему мне кажется, что я вырвала свою душу из тела? Вытолкнула ее наружу, словно ей там не место.

Он не нужен тебе, чтобы остаться в живых, Адди.

Да, не нужен. Я доказала это за те долгие месяцы, когда была вынуждена заботиться об одном лишь выживании. Я могу прожить без Зейда.