Охотясь на Аделин

Он тяжело дышит, и, даже паникуя, я понимаю, что причиной тому исключительно возбуждение. Его рот находится всего в сантиметре от моего; запах мятной зубной пасты смешивается с кожей, специями и нотками дыма, и эти пьянящие ароматы дурманят мои чувства. Его рука медленно сжимается, и мои инстинкты все же начинают брать верх. Я дергаюсь, но он прижимается ко мне только сильнее.

– Что случилось, детка? Тебе не хватило первого раза и ты вернулась за добавкой?

Я луплю его, и в глазах у меня начинает чернеть. Мне не требуется зеркало, чтобы сказать, что сейчас мое лицо стало красным как помидор, а еще через несколько секунд оно станет пурпурным. Наконец его хватка ослабевает, и я жадно втягиваю воздух, несмотря на то что руки он не убирает.

– Чертов мудак, – задыхаюсь я.

И да, я вижу свое лицемерие, но все равно пошел бы он.

Он едва дает мне возможность отдышаться, а затем снова лишает меня воздуха. Его хватка уже не такая жесткая, в горле остается немного пространства, чтобы я могла дышать – совсем чуть-чуть.

– Ну же, мышонок, ты же знаешь, что я откликаюсь только на два имени, – дразнится он. – Дай мне услышать, как ты произносишь их. Мое имя звучит гораздо слаще, когда ты задыхаешься.

– Зейд, – рычу я, но он качает головой.

– Не-а, – усмехается он, и его голос наполняется сладким ядом. – Я хочу, чтобы ты назвала меня другим именем, Аделин.

На моих глазах появляются слезы досады. Одна из них срывается и проскальзывает сквозь ресницы. Он следит за капелькой, и на его губах появляется дикая ухмылка, а затем он высовывает кончик языка и слизывает соленую влагу с моего лица.

Я стискиваю зубы, во мне поднимается гордость, подпитываемая злостью на этого невыносимого человека. Когда мы с Зейдом счастливы, так легко забыть, как ему нравится наблюдать за моими страданиями. И я задаюсь вопросом, не потому ли я так опрометчиво выхожу из себя. Может быть, какая-то часть меня тоже любит, когда он заставляет меня страдать.

Он скользит кончиком языка по моей щеке и к уху, оставляя за собой влажную дорожку, прежде чем его мрачный шепот согревает мою кожу.

– Если ты заставишь меня повторить еще раз, я привяжу тебя к этому дереву, пока птицы не примутся за угощение.

– Боже, – выдыхаю я хриплым от напряжения голосом. – Теперь счастлив?

Он обнажает зубы, и я понимаю, что страх, который он в меня вселяет, сожрет меня заживо раньше, чем это сделают птицы.

– Даже близко нет, – шипит он. – Думаю, мне нравится идея привязать тебя к этому дереву – чтобы птицы полакомились маленькой беспомощной мышкой.

По моему сдавленному горлу прокатывается ужас, который опускается в желудок. Он превращается в пьянящее чувство, которое жжет и обжигает, до тех пор, пока мои глаза не опускаются в полузакрытое состояние.

– Тогда накажи меня. Я заслужила, – шепчу я.

И я действительно хочу, чтобы он это сделал.

Он здесь, он прикасается ко мне, причиняет мне боль – это гораздо лучше, чем если бы он стал еще одним призраком, населяющим поместье Парсонс.

– Или котеночек слишком боится мышки?

Он откидывает голову назад, из его горла вырывается смех, от которого у меня по позвоночнику бегут мурашки. Этот смех был злым, и мое возбуждение нарастает.

Он внезапно отпускает меня и отходит в сторону, едва давая мне время опомниться. Как только я выпрямляюсь, он поднимает подбородок.

– Пришла просить прощения?

– Да, – шепчу я. – Я…

– Раздевайся, – приказывает он, обрывая мои извинения.

С трудом удержавшись от ответа, я послушно срываю с себя одежду и остаюсь обнаженной. На улице жарко, но я дрожу под его испепеляющим взглядом.

Мои соски твердеют под его блуждающими глазами, заставляя его плотоядно раздувать ноздри. Подавив желание прикрыться, я прислоняюсь спиной к дереву, и по моему телу пробегает еще одна дрожь от шершавой коры.

Облизывая губы, он смотрит на меня, как ястреб на мышь. Хищный и полный желания. Его длинные пальцы медленно расстегивают пряжку на ремне, а затем выдергивают его из петель черных джинсов.

У меня в горле встает ком, но я даже не пытаюсь его сглотнуть, потому что знаю, что он тут же поднимется обратно. Особенно когда он направляется ко мне, а потом обходит дерево. Его ствол отнюдь не отличается большими размерами, поэтому, как только я собираюсь повернуть голову, его рука появляется у меня из-за спины и сжимает мою челюсть, принуждая остаться недвижимой.

– Смотри вперед, Аделин, – приказывает он, и его глубокий голос полон предупреждения.

Его рука исчезает, и мое сердце начинает беспорядочно колотиться, дыхание учащается. Тяжесть предвкушения душит меня, и когда я наконец вижу его ремень, то не могу не вздрогнуть.

Он перекидывается через мое горло и огибает ствол, прежде чем затянуться; кожа жалобно стонет от натяжения. Мои глаза увеличиваются, и драгоценный запас воздуха перекрывается уже в третий раз, когда он застегивает пряжку. Этот ублюдок пристегнул меня к дереву.

Он выходит из-за моей спины и снова оказывается передо мной, дьявольским взором осматривая свой шедевр.