Охотясь на Аделин

Рио у порога усмехается, но сразу же затихает, как только Франческа бросает на него пронзительный взгляд через плечо.

Она устремляет свой прищур на меня и, похоже, что-то обдумывает.

– Зови меня просто Франческа, – произносит она. – Сейчас Рио вживит тебе устройство слежения и вытатуирует твой идентификационный номер рабыни. У каждой здесь он есть, и он будет удален только после того, как ты обретешь своего хозяина.

Мое сердце сжимается и замирает, когда она говорит об устройстве слежения. Не знаю, чему именно я удивлена, но это впрыскивает в мою кровь очередную дозу паники, болезненно скручивающую мое нутро. Мои глаза начинают жечь слезы, безнадежность становится все глубже.

– Да, Франческа, – выдавливаю я, сгорбив спину от нахлынувших эмоций, настолько сильных, что они едва не переламывают мой позвоночник пополам, заставив рухнуть на пол у ее ног.

Насколько бы временно это ни было, она выглядит довольной и направляется к двери, останавливаясь только для того, чтобы взглянуть Рио в глаза и приказать:

– Дай ей успокоительное. Неделя на выздоровление, потом она будет осваиваться и приступит к подготовке. Ты ее покалечил, ты и чини, так что до дальнейших распоряжений ты за нее отвечаешь.

Он поджимает губы, но кивает. Несмотря на сообщение о том, что на меня поставят клеймо, словно на скот, по моему телу пробегает волна облегчения. Как только Франческа исчезает, плотно закрыв за собой дверь, я встаю настолько быстро, насколько позволяет мое изломанное тело, и шаркающей походкой приближаюсь к кровати, а затем падаю на нее.

На моих плечах сидят ангел и дьявол: первый мягко уговаривает меня свернуться в клубок и рассыпаться на мелкие кусочки, а второй кричит, чтобы я продолжала бороться – и не ломалась, словно все мои надежды бессмысленны.

Крепись, маленькая мышка. Ты выживешь. Ты это переживешь.

Выпрямив позвоночник, я сдерживаю слезы. По крайней мере, у меня есть неделя, прежде чем я узнаю на собственной шкуре, что такое быть проданной в рабство. Неделя пребывания в неведении обо всех тех ужасных вещах, которым подвергаются здесь девушки.

Рио берет в руки черную сумку с комода, стоящего рядом со мной. Я обратила на нее внимание, еще как только вошла в комнату, и с тех пор относилась к ней как к мешку, полному змей. Похоже, я не ошиблась в своих предположениях. Укус питона ничем не должен уступать клеймению.

Затаив дыхание, я внимательно наблюдаю за приближающимся Рио. Его вес придавливает край бугристого матраса. Медленно он расстегивает молнию, и от этого звука мои нервы рассыпаются. Он достает небольшую тату-машинку, чернила и что-то очень похожее на пистолет для пирсинга, но… это не он.

– Вначале устройство слежения, – сообщает он, держа в руках этот пыточный инструмент.

Он достает из сумки микрочип, вставляет его в пистолет, а затем крутит пальцем, давая мне знак повернуться.

Я с опаской отворачиваюсь от него и вздрагиваю, когда чувствую, как его пальцы проводят по моему затылку, собирая волосы.

– Будет больно, – предупреждает он за секунду до того, как острая колющая боль пронзает мою шею.

Я вскрикиваю, морщась и находясь в двух секундах от того, чтобы развернуться и влепить ему пощечину. Мое зрение затуманивается от слез, но я не могу понять: от боли или от того, что в моем теле теперь находится устройство слежения.

Поворачиваюсь к Рио лицом и бросаю на него взгляд, полный ненависти, чтобы скрыть тот факт, что я едва не плачу. Он не обращает на меня никакого внимания, достает новую иглу в упаковке и готовится к нанесению татуировки.

– А эту куда?

– На запястье.

Я отшатываюсь назад, когда он протягивает руку к моей руке, пытаясь потянуть время еще немного.

– Ты часто этим занимаешься?

– Ага. Может быть, ты облегчишь жизнь нам обоим и дашь мне эту миленькую маленькую ручку?

Поджав губы, я перестаю сопротивляться, и он удивительно бережно берет мое запястье и кладет на свое обтянутое джинсами бедро. На моих веках проступают слезы, когда жужжание машинки отдается в моей плоти вибрацией, а затем я чувствую укус иглы.

– Ты сам себе бил татуировки? – спрашиваю я, хотя на самом деле мне это не интересно. Я пытаюсь хоть как-нибудь отвлечься от того, что он сейчас делает.

– Нет, – коротко отвечает он.

– Сколько у тебя их?

Он бросает на меня взгляд.

– Много.

– Это моя первая, – шепчу я. – Твои тату что-нибудь значат?

Он снова поднимает на меня глаза, теперь в них раздражение.

– Некоторые, – уступает он.

Какое-то время я молчу.

– Но ни одна из них не является клеймом, да?

На этот раз, когда он смотрит на меня, эмоцию в его взгляде я разобрать не могу. Он ничего не отвечает, и я принимаю это за ответ.

Он бьет мне татуировку всего несколько минут, но я уверена, что линии получились неровными из-за моей дрожи.

Когда он заканчивает, из моих глаз вырывается первая слезинка, и я сразу же смахиваю ее. Если он и замечает это, то не подает виду.

Собрав инструменты, он выпрямляется и пристально смотрит на меня. Я не могу прочитать то, что отражается в его глазах, но, наверное, мне и не нужно.