Охотясь на Аделин

Его присутствие – чистейшее зло, и я просто уверена, что когда этот человек умрет, то в ад он не попадет. Он останется в четвертом измерении, где продолжит преследовать и терроризировать живых.

Рокко – крупный мужчина с еще более крупным пузом. Его кожу покрывает пот, когда он осматривает нас шестерых. Он определенно кажется братом Франчески: у обоих крючковатые носы, загорелая кожа и золотисто-карие глаза.

Хоть они и похожи, Франческа красива, а Рокко… совсем нет.

Единственная красота, которая когда-либо касалась этого мужчины, была красотой женщины в его руках. Украденная его прикосновениями, за которые платила лишь она одна.

Франческа кивает на Бетани:

– Она не следит за уродливыми наростами на своем лице.

Глаза Рокко переходят на дрожащую девушку, и, хотя он смотрит не на меня, сила его взгляда пронзает меня ужасом с головы до пят. Бетани пытается сохранить безучастное выражение лица, но все ее тело трясется так сильно, что я слышу, как стучат ее кости.

В комнате воцаряется тишина, поэтому, когда он открывает нож, резкий металлический звон звучит как удар молнии.

Бетани подпрыгивает, и не только я, но и другие девушки явно испытывают дискомфорт.

– П-пожалуйста, Рок…

– Заткнись, – рычит он, и от его ржавого голоса у меня по позвоночнику бегут мурашки. Я понятия не имею, что он собирается делать, но уверена в одном: этот голос будет преследовать меня в кошмарах до конца моих дней. – Ты ничего не стоишь, если уродина, – выругивается он, подходя к ней и сжимая ее лицо в своей мясистой ладони.

Из ее губ вырывается всхлип, когда он грубо откидывает ее голову в сторону, чтобы получше рассмотреть родинки.

Она дрожит, но каким-то образом заставляет себя не бороться с ним, словно бешеная собака. Он подносит кончик лезвия к ее коже и начинает медленно резать.

Я задыхаюсь и уже почти делаю шаг вперед, но рука кареглазой девушки рядом со мной вырывается и хватает мою, сжимая до боли.

А с другой стороны от меня Сидни одобрительно охает, как делают это старший брат или сестра, которые наблюдают за тем, как младший ребенок попадает в беду. Я резко поворачиваю голову в ее сторону, и из каждой поры моего тела сочится ярость.

– Да что с тобой? – тихо шиплю я.

Темные глаза Сидни встречаются с моими, и я понимаю, что они мало чем отличаются от глаз Рокко. Они холодны и мертвы.

– Много всего, – безразлично отвечает она.

Бетани кричит, пока Рокко продолжает изувечивать ее лицо, и я физически не могу сдержать себя.

– Разве ты не уродуешь ее еще больше? – кричу я.

Я не считаю Бетани уродливой, но их логика говорит обратное. Если родинка с несколькими волосками – это такая большая проблема, то как кромсание ножом ее лица решит проблему?

Они только прибавят ей шрамов, черт возьми.

Рокко замирает, а Франческа поворачивает голову в мою сторону, ее ярость не скрыть даже тонной макияжа. И что-то в выражении ее лица мгновенно заставляет меня пожалеть. Не потому, что она злится на меня, нет.

А потому, что теперь она не сможет меня спасти.

Сидни рядом со мной громко фыркает и делает огромный шаг в сторону. Явно не желая быть причастной к моему плохому поведению, хотя то, как она ведет себя, просто отвратительно.

Прикусываю губу, и мои глаза опускаются вместе с моим сердцем. Оно начинает бешено стучать, страх наполняет мои вены, а во всем теле, вызывая тошноту, поднимается адреналин.

Я покорно закрываю глаза, ненавидя себя за отсутствие самоконтроля. Это не похоже на противостояние психопату-преследователю. Рокко не загадочен и не станет ходить по грани между болью и удовольствием. Когда этот отвратительный человек смотрит на меня, наверняка представляя себе все самые ужасные способы моего осквернения или убийства, того нездорового возбуждения нет.

Он – не Зейд.

Рокко отпускает Бетани, по ее лицу течет кровь, которая пачкает кончики его пальцев. Она дрожит, ее лицо искажено болью, она тихонько подвывает, когда отшатывается от ножа, который резал ее лицо.

– Что ты сказала, Алмаз? – с ядом в голосе рычит Рокко.

Я поджимаю губы, ненавидя прозвище, которое дал мне Рик, прилипшее ко мне.

Тысячи мыслей проносятся в моей голове за считаные секунды. Различные сценарии, как выйти из этого положения невредимой. Что я могла бы сказать или сделать, чтобы успокоить этот надвигающийся на меня неистовый смерч и не позволить моему миру полностью развалиться. Но в итоге ни к какому решению не прихожу.

Я смотрю на кареглазую девушку рядом со мной, а она смотрит на меня как на идиотку. Я и есть идиотка. Но, черт возьми, не могла же я просто стоять и смотреть на то, как калечат девушку за то, что у нее на лице есть чертова родинка.

Будь осторожнее, мышонок.

Во рту у меня пересыхает, и я боюсь, что от недостатка влаги мой язык может сморщиться и раскрошиться. В глазах все плывет, но я не решаюсь дать волю слезам. Облизываю губы, увлажняя их настолько, чтобы суметь выдавить из себя хоть какие-то слова, пусть и бесполезные.

– Ничего, прошу прощения. – Стараюсь, чтобы мой голос звучал тихо и приятно.