— А как же! Не могли не охотиться. Представляете, страна-то наша еще бедная была, денег в обрез, на дорогую полярную одежду явно не хватало, да и на продовольствие тоже. Тут мы рискованно предложили Госторгу открыть кредит с погашением долга тем, что добудем на Северной Земле. Госторг поверил нам, согласился.
Спрашиваем:
— Рассчитались?
— С избытком, в основном белыми медведями.
— А как вы на них охотились?
— На зимовке мы так стреляли: возьмешь пласт сала нерпы — чутье у медведей отличное, — поджаришь слегка и привяжешь к нему веревку. Идешь на лыжах, а сало за тобой по снегу тащится, след дает. Сделаешь круг километров двадцать и обратно к становищу. Медведь наткнется на твой след и прямо в гости пожалует. Один раз намазал я этим же салом сапоги и пошел на работу в будку делать магнитные наблюдения. В магнитную будку ничего железного брать нельзя. Вот и пошел без ружья. Зашел в прирубок, оглянулся, протер очки, заметил — в сумерках что-то движется. Пригляделся — медведь следы мои нюхает, идет за мной. Что делать? Бросился бежать, еле успел вернуться к домику. Там у нас в тамбуре винтовки стояли. Тут уж не я живая приманка, а он попался.
Спрашиваю Николая Николаевича:
— И на пропитание медведей стреляли?
— Пришлось. Много в тот год их было на Северной Земле. Повадились они на остатки мяса и жира приходить к нашему лагерю. Приходили ночью. Я в это время занимался в магнитном домике вычислениями. Наблюдения были закончены, и я в тихом месте, где никто не мешал, сидел целые ночи и вычислял. Теперь можно было иметь с собой и винтовку. Когда настали лунные ночи, я бросил около магнитного домика тушку нерпы, привязал к ней проволочку и протянул ее в домик. А к проволоке привязал колокольчик. Однажды ночью колокольчик забренчал. Я вышел и увидел медведя, теребившего нерпу. Выстрелил. Прибежали собаки, прогнали с лаем зверя на торосы, там стали лаять на одном месте. Зверь был убит надрезанной пулей из военной винтовки. Пуля раздробила сердце, и все же медведь прошел около двухсот метров. Зверь был весом около пятисот килограммов.
Часто медведи сами приходили. Вася Ходов — он оставался дома, когда мы ходили в походы, — убил восемь таких пришельцев, одного — на трубе дома. Еще нерп стреляли. Этим специально занимался Журавлев — для собачьего корма.
— Белые медведи злые, опасные?
— Представьте, нет. За все время, что я жил на Севере, ни разу не нападали. Казалось, иной раз намеренно идет, но выяснялось, что принял человека за собаку или нерпу. Обнаружит ошибку — уходит, даже убегает. У Журавлева богатейший опыт, и он говорил, что не знает случаев нападения на человека как на добычу. Рассказы полярников, что медведь преследует, ловит убегающего человека, всегда не факт, а фантазия. Вот вместе с ними охотиться приходилось…
— Как так?
Николай Николаевич заулыбался, посмотрел на Елизавету Ивановну, и та улыбнулась — видимо, знала про этот случай.
— Журавлев пошел на охоту, был ясный теплый день. Мы с Васей вышли из домика. Он схватил меня за руку: «Смотрите!» Не так далеко, прямо против нас, лежала на льду нерпа, к ней подкрадывались с разных сторон медведь и Журавлев! До чего же одинаковы охотники! Ползут, из-за торосов голову осторожно высовывают и опять ползут…
— Значит, охота помогала питаться?
— Весьма.
— А что больше любили, что вкуснее?
— Лучше всего бифштексы и отбивные из молодого медведя, хороши гуси, казарка там чернозобая. Да! Замечательное блюдо — студень из белушьих хвостов и плавников, превосходный, вкусный, жирный и весьма питательный — чистое лакомство. Студень из медвежьих лап хуже.
— Сколько медведей добыли?
— Сто пять.
— Вот это да! — сказал горячий молодой охотник Глеб. — Запишусь в полярную экспедицию, поохочусь вволю и бороду отращу обязательно, здесь не получается.
— А это совершенно зря, — запротестовал Николай Николаевич, — нет ничего хуже. Считается почему-то обязательным на зимовках бороды отращивать. При оседлой жизни на станции это еще сносно, если пренебречь санитарно-гигиеническими соображениями; но при работе на воздухе, особенно в маршрутах, и при жизни в палатке растительность на лице совершенно недопустима. На морозе в бороде накапливается влага, это способствует обморожению, и борода причиняет невыносимые мучения, когда примерзает к воротнику и кромке капюшона.
— Ребята! Вы так замучаете Николая Николаевича, — сказал старший из нас, Евгений Николаевич Фрейберг, — пора спать.
Через несколько лет знакомства я заметил, что у Николая Николаевича, помимо работы, которую он любил и ценил высоко, как у многих мужчин, было еще и увлечение, причем не охота, а машины, прежде всего — автомобиль; знал его он великолепно и обихаживал своими руками.