Охотничьи тропы

Алексей Грохотов сидел смущенный и радостный среди земляков-колхозников, бывших фронтовиков.

На самом видном месте красовался медвежий окорок и целая гора колбас.

После первых же стопок начались тосты.

«Посошок» пили за гордость колхоза — гвардии старшего лейтенанта Алексея Николаевича Грохотова.

— Одним словом, за все спасибо тебе, Алексей Николаевич, — сказал председатель колхоза Герасим Андреич Петухов. — И за верную твою службу Родине, и за бесстрашное и честное, большевистское твое сердце, и за медвежьи туши…

Одним словом, однако, я захмелел немножко, и ничего я не могу сказать тебе на прощание, как только — готовь таких же защитников, сынов трудового народа из наших детей, каков ты сам есть, одним словом, Алексей Николаевич…

— А уж хлебушком мы вас обеспечим полностью, да еще и сверхом! Одним словом, езжай без думушки — алтайские колхозники, одним словом, алтайские колхозники!.. — окончательно смешался он и первым засмеялся. А вместе с ним засмеялось и все шумное веселое застолье друзей, бывших фронтовиков.

Вик. Лаврентьев ЗВЕРОВОД

Гроза проходила стороной, и здесь, на озере, полузаросшем камышом, было сравнительно тихо.

Когда вдалеке темное небо прорезывала стремительная извилистая молния, окрашивая горизонт мерцающим голубым светом, на поверхности озера пробегали узкой змейкой отражения, на мгновение загорались дрожащими бликами окна домиков, стоящих на берегу, сами домики и верхушки прибрежного камыша на какое-то мгновение становились видимы, а потом все снова погружалось в непроглядную темноту.

Налетавший порывами ветер шевелил густую стену камыша, возле которой стояла лодка с одиноким гребцом.

Подогнав к этому месту свою плоскодонку, человек погрузил поглубже в илистое дно шест, которым он подталкивал лодку, и сидел тихо, неподвижно, стараясь ничем не выдавать своего присутствия, напряженно всматриваясь и прислушиваясь к тому, что происходило вокруг.

От порывов ветра камыши шуршали, заглушая остальные звуки. Когда ветер стихал, начинали назойливо петь комары, норовя усесться на лицо. Комаров было много. Невидимые в темноте, они лезли в глаза, уши, за воротник. Отбивая атаки невидимых врагов, человек отмахивался обеими руками, отпуская для этого шест, за который все время держался, чтобы лодку не отгоняло в сторону.

Снова налетал ветер, отгоняя комаров, но начинал шуршать камыш, чуть позванивая отмирающими подсохшими листьями. А с той стороны, где полыхали молнии, доносился ровный, мощный гул, словно там, за несколько десятков километров, многочисленные орудия приступили к беспрерывному методическому разрушению обороны врага, как это бывало не раз на фронте.

Ничего не услыхав и не заметив в этом месте, человек, бесшумно опуская шест в воду, стал подталкивать лодку вперед.

Он искусно лавировал между зарослями камыша и безошибочно направлял лодку туда, куда надо было, ни разу не допустив ее ткнуться носом в плотные камышевые стены, между которыми лежало пространство свободной воды. Похоже было на то, что все озеро человек знает наизусть и чувствует себя на нем так же привычно и свободно, как если бы находился в давно обжитой квартире.

Где-то совсем рядом тихо крякнула спросонья утка, затем послышалось испуганное шлепанье и характерный посвист утиных крыл, рассекающих воздух.

— Напугал? Летай, летай. Сейчас ты мне не нужна. — пробормотал человек и продолжал подталкивать лодку вперед.

Непривычный, чуть слышный звук заставил его налечь на шест, тормозя движение. Лодка остановилась.

Прошло несколько минут, и в наступившей тишине, между двумя порывами ветра он различил испытанным слухом охотника то, что так долго искал, ради чего решил провести бессонную ночь.

В камышах слышалось движение, признаки какой-то жизни, до сих пор неизвестной на этом тихом озере, где испокон веков обитали только утиные выводки.

Доносились осторожные всплески, какое-то шуршанье, словно кто-то невидимый старался что-то тащить по камышам. Вот раздался отчетливый звук падения в воду какого-то тела.

— Сорвалась, — подумал человек, — и это заставило его улыбнуться.

Не видя, он представил себе, как зверок тащил на сухое место добытый со дна озера сладкий корень камыша, как он втаскивал его на «лабзу» — наслоения погибших камышевых стеблей, чтобы поудобнее устроиться и полакомиться своей любимой пищей, как вдруг под лапкой обломилась тростинка и зверушка бултыхнулся обратно в воду.

Чуть-чуть подавая лодку вперед, человек внимательно слушал, и не просто слушал. Он прямо-таки упивался звуками озерной жизни, как упиваются любители звуками чудесной музыки.

И вот отовсюду — и с боков и спереди — стала слышна возня зверушек, недавних жителей камышевых зарослей, занятых своими делами, не подозревающих о близком присутствии охотника.

Человек старался сидеть совершенно неподвижно, забывая, что вокруг него тучей вьются комары, густо облепляя лицо, шею и руки.

Сколько так он просидел, он и сам не знал. Время перестало для него существовать.

Наконец, он решил, что на сегодня хватит быть разведчиком и сказал в темноту: