Охотник

— Ээээ… зачем — отползать? — не понял, удивился Сергар, и тут же догадался — А! Ясно. Из-под обстрела, да?

— Догадливый. Нет, парень, ты точно где-то повоевал. Я по твоему взгляду вижу. Я своих издалека узнаю. Сам две горячие точки прошел.

— Точки? Какие точки? — недоуменно переспросил Сергар, и Мария Федоровна тут же пояснила:

— Он память потерял. Лежал полгода, потом очнулся — и ничего не помнит. Даже меня не помнил! Так что вы не удивляйтесь. Я его и языку учила, и грамоте — все заново, как ребенка. Но он вообще-то быстро учится, вспоминает!

— Вижу — медленно протянул участковый — Вспоминает. Интересные вы люди, да. Впрочем — неинтересных людей нет. Все люди по своему интересны. Но есть и такие, которых хочется читать, как хорошую книгу! Каждая страница — открытие! Каждый листок — на пять обычных жизней! Интересно!

— Вы философ — неожиданно усмехнулась Мария Федоровна, видя, что никто не собирается крутить им руки и засовывать в «канарейку» — Деревенский философ. Анискин! Вот вы кто.

— Кстати — да, люблю я этого персонажа — легко согласился участковый — Конечно, наврали там много, в деревне все проще, и одновременно сложнее, да и деревни тогда были другими, но в общем-то все осталось как и прежде. Люди те же, и почти не меняются. С пещерных времен. Всегда были подлецы, и всегда были те, кто за тебя душу положит. И на том мир стоит!

— Вы тоже интересный человек — уважительно сказала Мария Федоровна — И хороший. Другой бы…

— Другой бы к вам просто не поехал, прогнал Нинуху, налил бы стакан водки, жахнул его, и спать! Как прежний участковый, до меня. А я так не могу. Я люблю деревню, хочу здесь жить. Это моя земля! И я хочу, чтобы на ней был порядок. Если бы не вы — я бы этих отморозков… нет, не убил бы — я же закон — закрыл бы их. За что-нибудь. Очистил бы землю. Но я вам этого не говорил. Все-таки вы преступники, что ни говори. Суду плевать на то, что они на вас напали, хотели ограбить — для суда главное, что вы живы, а они нет! Я бы лично вообще позволил народу иметь оружие. Пистолеты, например. Тогда бы и нам было меньше работы. Понимаете… бандиты имеют оружие, а вы нет. Если бы вы могли дать отпор, и если бы суд был всегда на стороне тех, на кого напали… хмм… тогда это была бы не наша жизнь. Ну да ладно. Попил, поговорил с хорошими людьми — пора и честь знать. Надеюсь, болтать вы не будете. Это и в ваших интересах. Если упомянете, что я знал о том, что вы сделали — откажусь, а вам устрою такую жизнь, что мало не покажется! Поняли меня? Вижу — что поняли. Пошел я.

Участковый встал, грузно шагнул к двери, и тогда Сергар вдруг решился:

— Погоди! Можешь мне помочь?

— В чем? — не удивился мужчина — Чем смогу…

— К бабке Наде свозишь? Мы заплатим!

Сергар с надеждой и замиранием в сердце посмотрел в широкое, толстогубое лицо участкового, будто опасаясь найти там оттенок презрения, или насмешки, но тот ничем не выдал себя, если и был недоволен просьбой парня.

— Надеешься, что она покудесничает над твоей спиной? Компрессионный перелом позвоночника, да, парень? Мда… видал я такое. Не лечится, как ни крути… увы. Но чего не бывает? Христос вон тоже — сказал хромому: «Брось костыли, и иди!» Он взял, да пошел. Может и ты так пойдешь, ежели Бог даст.

— Вы верующий? — с надеждой спросила Мария Федоровна, перекрестившись на образа, стоявшие за легкой занавеской — Эта бабка Надя не ведьма? Она не черная? Я бы не хотела, чтобы Олежа к черной ведьме пошел! Боюсь я их, нехорошие они, против Бога!

— Знаете, Мария Федоровна… я воевал. И под обстрелами был не раз, и не два. Когда мимо тебя свистят пули и осколки, ты быстро приобщаешься к Вере. Только и шепчешь: «Господи, пронеси! Господи, помоги!» Одни, когда опасность проходит, забывает о Боге, другие… Да, верующий. А что касается бабки Нади — не бойтесь. У нее образа в доме, она молится, и вообще бабулька хорошая. Сейчас уже почти не практикует — ей за восемьдесят, ветхая совсем, но вообще-то к ней ездили и из других областей. Вся родня у нее в городе, а бабка отказалась перезжать. Травы по лесу собирает, снадобья варит. Ну и лечит деревенских, когда не болеет. Частенько болеть стала. Я ей говорю — бабка Надя, вот так как-нибудь прихватит тебя в лесу, и что будешь делать? Она мне: «Ну и чего? Помру, да и все — пусть муравьи едят, да мыши. Из праха вышли — в прах уйдем. Какая разница моему телу, кто его съест? Душа вечна, и она не умрет!» Вот такая бабулька.

Участковый помолчал, будто собираясь с силами к следующей долгой тираде, и минуты через две выдал, глядя на напряженное, побледневшее лицо Сергара:

— Отвезу, чего там. Только обратно не знаю когда отвезу. Я вечером, в ночь, в область поеду, вызывают на совещание районных участковых, мать их за ногу, делать им нечего! Так вот обратно — дня через три. Придется тебе самому добираться, или меня ждать. В принципе — можно у бабки Нади переночевать, она не будет против, места у нее хватает. Только с собой что-нибудь взять — ну, жратвы какой-нибудь, все-таки бабулька не шибко богата, а от своих ничего не берет, сама им подсовывает — знаю.