Я был не против, да и места всем в машине хватит, поэтому после обеда оделся не по-пляжному, а в черные брюки и белую шелковую рубашку навыпуск. Забавная тут мода, кстати. Кроме нас, по пляжу в шортах мало кто ходит, меня, например, не раз принимали за иностранца, благо работа дяди Якова была на высоте. Я поддерживал убежденность прохожих, разговаривая с ними то на английском, то на французском, и делал недоуменное и непонимающее лицо, когда они пытались донести до меня что-то на русском. В общем, развлекался, много что о себе нового узнал при этом. Наши особо не стеснялись, когда до них доходило, что «иностранец» их не понимает. Так вот, в шортах мало кто ходил, это считалось неприлично. А если в брюках с рубашкой, то никак не навыпуск, это все равно, что в трусах на улицах ходить, не можно и не прилично. А что мне эта мода? Ходить с брюками, застегнутыми выше пупка? Нафиг мне такую моду. Поэтому ремень на два пальца ниже пупка и рубашка навыпуск. Моду делают те, кто в этом понимает. Я понимал, и вливаться в серую массу отпускников не собирался.
Кроме рубашки и брюк пришлось натягивать носки и итальянские черные ботинки, чтобы они не выбивались из образа. Оставив две верхние пуговицы у рубахи не застегнутыми, надел золотую цепочку, зеркальные солнцезащитные импортные очки и глянул, как смотрится все это, в зеркале.
– Мачо, – улыбнулся я, поднимая очки на лоб.
А что, я уже четвертый день отдыхаю, а ни одну бабенку еще не помял. Перед охотой на маньяков нужно устроить сексуальный террор в отдельно взятом районе города Сочи, тем более что бы ни говорили, многие за этим и едут… Только нужно сперва найти норку, не приведешь же женщину в кишащий родственниками дом? Машина не катит, я не прыщавый подросток, чтобы зажиматься на заднем сиденье отцовской машины или где-нибудь в кустах. А вот палатка в неприметном месте – это, пожалуй, выход.
– Готовы? – спросил я у Томы и Лиды, проходя через кухню. Те стояли в проеме двери. Тома о чем-то разговаривала с тетей Розой, а Лида, присев на карточки, поправляла юбку у Сашеньки. Сестры очень ответственно отнеслись к моей просьбе позаботиться и присмотреть за племянницами.
– Да, дядя Амрам погрузил вещи в багажник, – ответила Лида, вставая на ноги и отодвигаясь, чтобы пропустить меня.
Максим и Женя уже сидели в машине, а Сашенька, запрокинув голову, тянула ко мне ручки, поэтому подхватив ее на руки, я сказал:
– Время, пора ехать. Давайте прощайтесь и отбываем.
Прощание затянулось на полчаса, но я ожидал этого, поэтому и назначил время отбытия на полчаса раньше. Прощаться пришли все, даже дядя Яков заранее вернулся с пляжа с женой. Детей не было, видимо остались купаться.
Наконец все уместились в машине, и мы осторожно, с подсказками Амрама, задом выехали на узкую улочку, стараясь не задавить многочисленных отдыхающих, и тихонько покатились вниз. Народу было много – полвторого: кто шел с моря, кто с обеда или, наоборот, к нему. Наконец мы повернули на ближайшем перекрестке, где было не так многолюдно, и чуть-чуть прибавили скорости.
Серафима с дочкой сидели спереди, рядом со мной, остальные уместились сзади. Для пяти худеньких девчушек сиденья хватало с избытком, у меня там и десяток детей умещались, хоть двоим и приходилось ехать стоя.
Выехав на главную улицу, где курортники двигались по тротуарам, а не по проезжей части, разогнался до пятидесяти. Через двадцать минут катания по улицам мы подъехали к зданию железнодорожного вокзала. Билеты я еще вчера купил, когда встречал дядю Якова с семьей, поэтому мы сразу направились к нужному составу. Его как раз подали.
Я нес чемодан и сумку, остальные шли налегке. Дальше дело пошло быстрее, мы все прошли в купе. Пока я укладывал чемодан и сумку со съестными припасами на багажную полку, сестры и дочки попрощались с Серафимой и ее дочкой, и мы стали ожидать отправки поезда Сочи – Киев.
Помахав вслед отошедшему от вокзала поезду, я спросил с улыбкой:
– Ну что? По мороженке и на телеграф?
– Да-а-а! – возопили дети, сладости любили все пятеро.
В заметно опустевшем буфете я заказал шесть порций пломбира в железных вазочках, посыпанного шоколадной крошкой, который мы принялись с удовольствием уничтожать. Заметив, что дочки сидят рядом с пустыми вазочками, и грустными глазами смотрят на мою порцию, где еще оставалась половина (я растягивал удовольствие, и похоже зря), вздохнул и направился прикупить еще шесть порций, решив, что это последнее. Больше нельзя, заболеют.
Когда я вернулся, моя вазочка оказалась пуста, а дочурки сидели с таким невинным видом, что стало ясно, куда делось мороженое.
– Нате, ешьте, – улыбнулся я, снимая с подноса шесть вазочек.
В этот раз я поступил по-умному, поэтому, когда у сестер и дочек закончились их порции (в этот раз они уже растягивали удовольствие от поедания белого холодного лакомства), моя вазочка тоже оказалась пустой.
– Поехали. Уже полтретьего, отец, наверное, уже заждался нашего звонка.