Охотник

Впрочем, когда это получалось что-то решать на ясную голову? Первым, кого Гуннар увидел, вернувшись в «Аист и корону», был Эрик. Стоял себе, держа кружку и негромко переговариваясь с хозяином. Встретившись взглядом с Гуннаром, мотнул головой в сторону ближайшего свободного стола — поговорить, дескать, надо. Протянул письмо. Узор на печати показался знакомым — такой же был на торце ножа, что он подарил брату. Да и почерк еще не устоявшийся, детский.

Эрик молча вернулся к стойке допивать свое пиво. Похоже, говорить им и правда больше не о чем. Но что понадобилось брату так скоро? И почему письмо настолько толстое? Гуннар сломал печать, преисполнившись самыми мрачными предчувствиями. Писал Рерик точно курица лапой, тут и там виднелись кляксы. Торопился?

«Я переписал для тебя обряд. Успел, и спрятал копию, прежде чем мама отобрала книгу. Она сказала, что такие вещи нельзя рассказывать всем — слишком велик соблазн. Заставила меня поклясться, что никогда в жизни не воспользуюсь этим знанием».

Заставила поклясться, но не забыть. Надо же. Может, парню повезет больше?

«Еще сказала, что свяжется с влиятельными знакомыми, чтобы нашли все списки с этой книги и сожгли. Древние легенды должны оставаться древними легендами. Жаль книгу, интересная. Ты ведь расскажешь, как все было на самом деле, когда получится встретиться? И если вдруг дела занесут тебя в Солнечный, найди меня, хорошо? До сих пор не могу поверить, что у меня есть старший брат. Рерик».

Гуннар медленно опустил лист на стол. Слишком велик соблазн. Насколько он знал, мать всю жизнь занималась старинными ритуалами, выискивая среди легенд и слухов те, что могли бы оказаться полезными. Занятие не слишком прибыльное, но в деньгах она не нуждалась. Еще до рождения Гуннара она ссудила свои накопления купцу, и с тех пор тот исправно присылал долю от прибыли.

Мать наверняка знала, о чем говорила. Но это значит…

Глава 15

Он посмотрел на Эрика.

— Кажется, я должен извиниться.

Тот недоуменно нахмурился. Сел за стол напротив. Гуннар отдал ему списки. Эрик вгляделся в строки, разбирая каракули с явным трудом.

— Что это?

Пришлось рассказывать. Про книгу, записанную со слов Фридмунда, пусть Творец примет его душу.

Эрик прочувствованно выругался.

— Кто-то из одаренных по этому описанию сможет додуматься до того, какие плетения должны сопровождать обряд, и провести его? — спросил Гуннар.

— В этом городе, должно быть, тысячи две одаренных, как я могу говорить за всех? Мне бы не хватило деталей. Но в общих чертах… — Он снова вгляделся в строчки. — Нет, не могу сказать. Я-то знаю подробности, а как бы думал, если бы не знал…

Поразмыслив, Гуннар протянул ему письмо от Рерика. Все равно в нем ничего особо уж личного нет.

— А кто его мать? — поинтересовался Эрик, подняв глаза от строчек.

— Не знаю, скажет ли тебе что-то ее имя. Лагерта Утопленница.

Эрик присвистнул.

— Спрашиваешь! — Он снова глянул в письмо и изумленно вытаращился на Гуннара. Тот сделал вид, будто не заметил. Выворачивать душу ради чужого праздного любопытства он не собирался.

— В своей области знаний она весьма известна, — медленно произнес Эрик. — И если она говорит, что это возможно… даже если сделать поправку, что таких умов, как у нее, немного…

Он надолго замолчал, в который раз перечитывая список.

— Если ставить целью не желание, а силу, просто дополнительную силу — того, что здесь есть, достаточно. Особенно вспомнив кое-какие старые книги, как это наверняка сделала твоя… Лагерта. С книгами и легендами о тех временах, когда одаренные едва не истребили друг друга.

— Болли Кровавый, — сказал Гуннар.

— Ты знаешь? Это не те истории, которые рассказывают…

— Пустым? — Гуннар усмехнулся.

— Тем, кому дара не досталось, — не отвел глаз Эрик. — А ты бы стал на нашем месте?

Легенды говорили, что во времена оны одаренные, которых тогда рождалось куда больше, властвовали над остальными людьми. Но власти всегда не хватает, и брат восстал на брата, пока тех, кто владеет даром, почти не осталось. Тогда верх взял Болли Кровавый, безумец, покоривший половину известного мира. Тот, кто держал триста наложниц и приносил в жертву ложным богам рожденных от них детей. Пока мерзость деяний его и его приспешников не переполнила чашу терпения Творца и тот не обрушил на землю огненный дождь, после которого тьма на много лет укрыла землю, едва не погубив все, что на ней. И только молитвы благочестивых вернули свет.

Но потом снова была война: лишенные дара обвинили одаренных в пережитых бедах. Тогда жгли любые книги, где было хотя бы упоминание плетений, и мир едва не скатился в пучину невежества. А, может, и скатился, кто сейчас разберет? Одаренных истребили бы всех, если бы не появились тусветные твари, которых не остановить без плетений. Некоторые ереси до сих пор утверждали, что тварей призвали одаренные, поняв, что обречены. Правда, тех, кто исповедовал такую ересь, казнили безжалостно.