Гуннар деревянно кивнул. Руни снова выругался, вылетел во двор. Гуннар глянул ему вслед, поднял с пола маленький узелок. Руки дрожали.
С улицы донесся рев пламени. Звон меча. Крики. Грохот. Снова крик. По голосу не узнать.
Надо бы выйти на улицу и помочь.
Кому?
Другу и его женщине? Которые вытаскивали его с того света так упорно, что под конец не могли плести. Человеку, который мог назвать имя, что не должно было прозвучать.
Старому приятелю, начальнику стражи? Который совершенно уверен в том, что убийца — Эрик, но может и переменить мнение. И допросить, ту, на кого он укажет, подчинив разум. Мигом обнаружив убийцу, перепугавшего одаренных. И убрав соперницу. Хоть, бывало, они подкидывали друг другу дела, говоря, что город большой, работы хватит на всех, но втайне каждый мечтал, чтобы второй занимался чем-то другим.
Последнему оставшемуся боеспособным чистильщику? Который уже явно не собирался возвращать беглецов в орден, а лишь выжить и по возможности отомстить. Покойник точно не способен ничего рассказать. Помочь убить друга, спасшего ему жизнь, прикрывая женщину, спасшую ему жизнь. Гуннар закричал бы, если бы мог дышать. Грудь сдавило ледяным обручем, и кружилась голова, как после кровопотери.
На улице все стихло. Руни просунулся обратно в окно.
— Какого рожна?
— Не успел, — просипел Гуннар.
Начальник стражи кивнул.
— Я тоже толком не успел ничего сделать. Люди ли они вообще, эти чистильщики? Дерутся как… — Он махнул рукой.
— Чуть не пришиб, скотина этакая. Из моих два мертвых, два тяжелораненых, остальные даже «мама» сказать не успели. И за чистильщиков теперь взгреют. Один труп, два еле живы. Ладно хоть есть кому ранами заняться.
Ну да, едва ли он собирался останавливать одаренного только мечами. Значит, есть, кому.
— Эрик? — выдохнул Гуннар.
— Смылись, оба. А, к слову, за чем он там полез?
Гуннар подвинул носком ноги развернутую тряпицу.
— Ничего. Зубы заговаривал.
— А я ведь почти поверил, что это не он… Ладно, пойду распоряжаться. Ты идешь?
— Сейчас, в себя приду. Не каждый день такое узнаешь.
— Это точно… Запирать и обыскивать лечебницу не будем, едва ли он оставил улики. Так что как в себя придешь, топай домой.
Он снова исчез в окне. Гуннар прислушался. Ругань — Руни и выжившие чистильщики обвиняли друг друга во всех смертных грехах. Стоны. Снова ругань — уволакивали раненых. Хруст стекла под ногами. Шаги. Тишина, наконец-то.
Он тяжело опустился на стул, разжал кулак. Протянул сквозь пальцы металлическую цепочку, побуревшую не то от ржавчины, не то от крови. Разорванную у самого замка.
«Вчера»…
Вчера Эрик снял ее с трупа Скегги.
На улице снова послышались шаги. Не зеваки, зевак разогнали стражники. Кто тогда?
— Неплохо погуляли… — произнес мужской голос.
Гуннар прижался к стене рядом с окном, так, чтобы с улицы не заметили, зато самому все было отлично видно. Снова чистильщики. В этот раз четверо.
— Не успели, — сказал тот, что выглядел старше всех, смуглый и кудрявый. — И, кажется, совсем чуть-чуть.
Он присел над кровавым пятном.
— Только начало сворачиваться.
— Какого рожна их без нас сюда понесло? — поинтересовался, оглядываясь, белобрысый парень, на вид ровесник Эрика.
— Злые, похоже, были, — сказал первый.
— Злые, — фыркнул еще один, темноволосый с узким породистым лицом. — Пойти втроем на двоих, возможно, беглых чистильщиков, собираясь взять живьем, а не убить.
— Значит, шли убивать, — кудрявый выпрямился. — И я их в чем-то понимаю…
— А я нет, — породистый тоже присел, держа ладонь в дюйме от крови. — Нет, не его. Сперва позволить убить командира, а потом побежать мстить, не дождавшись подкрепления. Особо одаренные, мать их… Как вообще баранов на двух копытах в сыск взяли?
— У тебя все дурни, в кого ни плюнь, — рассмеялась четвертая, девушка со шрамом от ожога на всю щеку.
Странно, почему не залечили вовремя, у одаренных же это просто. Впрочем, Гуннару-то какая разница?
— Что поделать, если так и есть? — тоже рассмеялся породистый.
— Не его? — встрял белобрысый. — Думаешь, это наш Эрик?
— Давно не наш, — хмыкнул породистый. — Но тот самый, да.
Он склонился над мостовой, разглядывая… кажется, очередные капли крови.
— Почему ты так уверен? — не унимался белобрысый. — Мало ли здоровых русых парней? Да и имя нередкое.
— Парней, может, и немало, а вот высоченные рыжие девчонки наперечет. — Он ухмыльнулся. — Ну вот, говорю же. Эрик.
Он отковырял ножом щепку от деревянной мостовой.
— Пошли. Никуда теперь не денутся.
— Это не Эрик, — сказал кудрявый, шагнув следом за ним. — Он не мог.
— Посмотрим. Пять лет прошло, люди меняются.
Они исчезли за домами, и снова стало тихо.
Из перехода Эрик выпал, повиснув на плече Ингрид. Клинок чистильщика успел пропороть грудь, и теперь отчаянно не хватало воздуха, который приходилось буквально протаскивать внутрь с каждым вдохом, преодолевая боль. Чудо, что Эрик вообще смог какое-то время бежать, очень, видимо, жить хотелось. Повезло, что ушли. Еще сильнее повезло, что в переходе не попалось никого живого. Ингрид бы не удержала, тоже раненая.