Охотник

Алексей думал иногда: коли наше оружие лучше, так дайте его армии! Мысли были правильные, но вслух он их никому не высказывал, помня дикий случай в учебке. Однако разведки этот запрет не касался — уж больно служба специфическая. При походах в немецкий тыл часто приходилось использовать для маскировки униформу врага. Сапоги — всегда, чтобы со следа сбить, поскольку отпечатки подошв советских и немецких сапог различались. Немецкие автоматы были компактнее и легче советских, и при походах на большие расстояния каждый грамм веса был на счету.

Были ещё два обстоятельства. В немецком тылу проще добыть патроны, и, кроме того, слыша стрельбу немецкого автомата, немцы не поднимали тревоги, полагая, что стреляют свои. Мало ли — по собакам, по партизанам… «Голос» советского ППШ или ППД сильно отличался от «голоса» немецкого МР 38/40, и только когда во второй половине войны появился ППС, разведчики с радостью приняли его на вооружение. Он был легче немецкого, проще, а стало быть — надёжнее.

Сначала в тёплой избе Алексей научил бойцов разбирать и собирать автомат, пользоваться им, и только после этого они отправились на стрельбище. Сначала стреляли с пятидесяти метров, потом — с семидесяти пяти. Стрелять же из МР 38/40 на сто метров и дальше — только попусту жечь патроны. Алексей рассказывал бойцам и о том, как надо задерживать дыхание и плавно нажимать на спусковой крючок.

До вечера они, едва не оглохнув, расстреляли «цинк» люгеровских патронов, и на следующий день взяли с собой уже два «цинка». Стреляли с разных положений: лёжа и стоя, с колена и с перекатом.

К концу второго дня все научились сносно попадать в мишень, и Алексей с чистой совестью доложил Мокрецову, что его приказ выполнен.

— Теперь учи работать с минами, — спокойно отреагировал тот.

— Пособия нужны учебные. Не дай бог ошибётся кто — придётся новое пополнение просить.

— Это верно. Но ты основы дай: как мины искать, что такое «растяжка», как пользоваться трофейными гранатами… Словом, не мне тебя учить.

Алексей вздохнул. Приказ есть приказ. Он взял у старшины наши РГД-33, Ф-1 и немецкие М-24 и М-39. У немецких запалов особенность была — дёргать за шнур надо было резко, иначе тёрочный запал мог не воспламениться. И ещё: пороховой замедлитель горел долго, 4,5 секунды, и зачастую этого времени нашим бойцам хватало, чтобы поднять гранату с земли и швырнуть её назад, к немцам. Он объяснил, как ставить растяжки и как снимать их, где искать проволоку при устроенной ловушке.

К обеду Алексей выдохся, но уже после обеда рассказывал о минах и рисовал прутиком на снегу, как они выглядят и чем опасны. Пехотинцу противотанковая мина была не опасна, даже если он на неё наступит — взрыватель мины был рассчитан на большой вес: танка, бронетранспортёра.

На следующий день занятия с пополнением проводил сам Мокрецов. Он объяснял и показывал практически, как снимать часового ножом, как связывать «языка», на сленге разведчиков — «пеленать». Потом пошли тонкости маскировки, проход через колючую проволоку и много чего ещё. Большинство этих знаний Алексей уже постиг на практике, но всё равно слушал внимательно. Командир взвода, имея богатый опыт, говорил только о необходимых вещах, не углубляясь в теоретизирование — как далеко слышен выстрел пистолета, винтовочный, пушки.

— Это ещё зачем? — удивился один из новобранцев.

— А как ты, находясь в немецком тылу, определишь расстояние до передовой? Вопрос жизненно важный. Если передовая в километре, можно ползти и быть готовым перебраться через траншею. А если до передовой десять километров? Их ты тоже ползти на животе будешь?

И таких, казалось бы, мелочей, было много. Общими усилиями они поднатаскали бойцов за неделю. Хуже было с другим: опытных разведчиков во взводе хорошо, если пяток остался.

И ещё нужны были ножи. Для разведчика нож — не баловство, не инструмент для открывания консервных банок. Как бесшумно снять часового или перерезать провод? Только нож и выручает. Каждый выкручивался сам, как мог. Снимали ножи с убитых немцев, выменивали их у связистов или пехотинцев на табак, водку, хлеб. В штатном расписании ножи не значились и советской промышленностью не производились — считалось, что бойцу достаточно штыка. Но на трёхлинейке штык был длинным, четырёхгранным — вроде стилета. Резать им что-либо было нельзя, а колоть — рукояти нет. Да и гнулся он легко. В общем, неважный для разведчика предмет.