Охотник

– Мой отец – какой-то манекенщик из Восточной Европы, рекламирующий нижнее белье, – поправил я.

– Так Джеральд и сказал всем, чтобы оставить меня в штате, потому что знал, что я слишком важен и меня нельзя отпускать. К сожалению, с этим согласилась и твоя мать, чтобы сохранить мир в семействе Фитцпатриков. Но подумай вот о чем, сынок. Кто заботился о тебе все эти годы? К кому ты бежал, когда тебе была нужна помощь? Кто прибирал за тобой беспорядок? Я. Всегда я. Я, по сути, был тебе отцом, хотя им не приходился. Я заботился о тебе. А теперь говорю, что это начало нового этапа. Мы можем забрать эту компанию и управлять ей вместе. Мы можем творить великие дела. Быть командой. Они никогда не станут уважать тебя, Хантер. Ты не чистокровный Фитцпатрик, не истинный наследник. Твой отец возвел Киллиана на пьедестал, и тебе никогда не достичь его уровня, не потому что ты в чем-то ему уступаешь, а потому, что Джеральд никогда этого не допустит. На тебя смотрят свысока. Они не твоя семья.

Силли сделал еще один шаг, и я ему позволил. Опустил руку мне на плечо, и это я тоже позволил сделать.

– Тебя бросали из одной частной школы в другую, потом отправили к дяде с тетей на западное побережье. У тебя никогда не было ни единого шанса. Я пытался сказать твоему отцу, Хантер. Я умолял…

Он сделал судорожный вдох, отведя взгляд и качая головой, будто все это причиняло ему невыносимую боль.

– Слушай, я знаю, что до сих пор был тебе не лучшим отцом, потому что не рассказал правду. Мне нужно было думать о собственной семье. У меня три дочери. Но я обещаю, что с этого момента я буду рядом.

– Ты будешь водить меня на матчи по софтболу? – прохрипел я полным эмоций голосом.

Он замолчал, настороженно на меня глядя, а потом согласился.

– Да, сынок. Буду, если ты хочешь.

– А семейные ужины у нас будут? – продолжил я.

– Конечно. – Он вытаращил глаза и с облегчением меня приобнял. – Конечно. Каждую неделю. Я скажу Дайэнн, что мы всегда тебя ждем.

Дайэнн – его жена. Сделав вид, что смахиваю воображаемую слезу с глаз, я задал следующий вопрос:

– А ты расскажешь мне про пестики и тычинки? До меня доходили слухи, папочка, но неужели мальчики правда делают это с девочками? На слух это так… больно.

Он отпрянул и всмотрелся в мое лицо.

Я расхохотался.

– Тьфу. – Я оттолкнул его. – Завязывай на хрен. Я не твой сын. Может быть, я и тупой красавчик, но, черт подери, я правда красавчик. А ты похож на Гаргамеля[83].

Произнеся эти слова, я осознал, что перестал в это верить. Ну, отчасти. Я не был глуп. Не был тупицей. Я попросту был говнюком, которого некому было привлечь за что-то к ответственности. До сих пор.

– Да ты мелкий га…

Но прежде чем Силли успел закончить мысль, входная дверь тремя этажами ниже распахнулась. Снизу послышались крики: «ФБР».

Я издал преувеличенный вздох, поднял свой стакан с виски, сжал Силли щеки свободной рукой, чтобы разжать челюсти, и вылил содержимое ему в рот.

– На-ка. Что-то мне подсказывает, что тебе сейчас не помешает пьяная удаль.

Я знал, что в дом Льюисов отправили полицию. Я ожидал такой любезности, учитывая, что сам позвонил им и рассказал свою версию событий, но не мог предоставить никаких весомых доказательств. А прибытие ФБР навело меня на мысль, что к этому приложил руку кто-то еще.

Трой Бреннан, если быть точнее. Сейлор попросила его о помощи, зная, что я могу не справиться в одиночку. Она попросила отца о помощи, хотя ненавидела все, что он делал и олицетворял. Ради меня.

Лицо Силли исказилось от ярости.

– Они ходячие трупы. Тебе ни за что до них не дозвониться, идиот. Там, где они сейчас, нет сети.

– Зачем ты это сделал? – спросил я.

На лестнице раздался топот. Судя по звуку, их там был не один десяток. Свершилось.

– Ко мне всегда плохо относились. Я отдал «Королевским трубопроводам» лучшие годы своей жизни, но не получил даже повышения. Правда в том, что у твоего отца все руки в крови, потому он и нанял Троя Бреннана и его сына. Киллиан – удобный ему террорист, дьявол, готовый в любой момент разверзнуть врата ада. А ты? Ты просто идиот. Я пытался спасти эту компанию от самого себя, от ужасной, несправедливой преемственности. – Силли схватил меня за рубашку и попытался перебросить через перила.

Он называл меня идиотом все шесть месяцев, что я провел в Бостоне, но при этом сам с чего-то решил, что сможет сбросить вниз игрока в поло весом в девяносто килограммов и ростом сто девяносто пять сантиметров, к тому же состоявшего сплошь из мышц и феромонов. Я отступил на два шага, а потом толкнул его к перилам, отчего он согнулся пополам и повис, застыв на грани жизни и смерти.

Дом был чертовски высоким. Воздух казался разреженным и холодным, словно дыхание сосулек.

– Тебе конец, Фитцпатрик! – выпалил он, раскрасневшись.

Парни в черном открыли дверь с ноги (я обожал, когда они так делали; дверные ручки – для слабаков) и, ворвавшись в кабинет, схватили его за халат.

Я помахал ему пальцами на прощание.

– У нас всегда останется наша малая лига по софтболу, – крикнул я.