- Вип-палата, на втором этаже - задыхаясь, косясь на острие, проткнувшее ему кожу, ответил водитель - По коридору до конца, направо по лестнице, наверх, прямо, за стеклянной дверью, третья дверь направо. Ее сразу видно, вип-палату, у нее дверь такая...богатая, из лакированного шпона. Напротив в коридоре цветы всякие, растепния домашние, фикусы...стулья стоят, типа для отдыхающих больных. Холл, что ли называется... насчет шума - а чо там шум, нет никого, спят все. И врачи, и больные. Три часа ночи! Камер нет у нас. Давно собирались поставить, да все денег нет на них. Да и кто тут у нас будет чудить...
Он осекся, глянул на жесткие, неприятные лицо "собеседников", сердце ушло в пятки:
-Парни, отпустите, я никому не скажу! Не убивайте!
- Отпустим, не ссы! - осклабился Эрик - Вот если все точно сказал - так и отпустим. Парни, принимайте!
Удар рукоятью пистолета в затылок, водитель схватился руками за голову. Еще удар! Осел на землю.
Его перевалили в машину, связали, шипя и ругаясь - мужчина был грузным, тяжелым, не то что тощие фельдшера! Закрыли дверь газели и тихо вошли в больницу.
Мерцали тусклые лампы дневного света. Коридор пуст, никого. Водитель не обманул. Осторожно поднялись по каменной лестнице, прошли через стеклянную дверь на лестничной площадке.
Полумрак. Горит только одна лампочка, вдалеке, видимо возле сестринской. После яркого света лестничной площадке глаза привыкали к полумраку с трудом, Эрик выругался, ударившись о край тележки для перевозки больных, которую какой-то ишак поставил прямо возле выхода, перегородив весь проход. Толкнул каталку, та с шорохом откатилась в сторону, и все четверо прошли в коридор.
Эрик хотел одного из парней оставить в газели, чтобы охранял пленников и если что, мог поднять тревогу, позвонив по телефону, но передумал - пусть идут с ним. Так спокойнее. Нехрена отсиживаться, когда сам босс идет на дело!
Глаза привыкли темноте, и уже казалось, что в коридоре не так уж и темно. Дверь в вип-палату была в десяти шагах от входа, видная издалека. Напротив нее, как водитель и говорил - что-то вроде холла, где на стене висел телевизор, скорее всего давно не включавшийся по причине своей дряхлости, а еще потому, что обитатели вип-палаты не любили шум возле своих дверей.
Днем тут на стульях дежурили страждущие больные, ожидающие своей очереди на посещение волшебника, излечивавшего самые тяжкие болезни, но парни этого уже не узнали.
Из-за угла метнулась тень, и тут же один из парней свалился на пол - хрустнула шея, переломленная мгновенным, точным ударом.
Тут же упал второй - нож вошел ему в глаз, до самой рукояти.
Сергар предпочитал именно этот удар - пораженный мозг выключался, и умирающий не успевал сделать ничего, кроме как упасть и подергать ногами. Удары в корпус, если человек силен, или находился под снадобьями, могли не привести к нужному результату. Будучи уже практически мертвым, противник об этом еще не знал, и мог нанести ощутимый урон, прежде чем кислородное голодание выключит мозг, и он перестанет руководить своим телом.
Эрик уже поднимал пистолет, когда из темноты вылетел небольшой огненный шар - всего с ноготь, вонзился в грудь и прожег ее до самого позвоночника, убив не менее эффективно, чем если бы в цель попали из магнума-44.
На ногах остался только Пашок, который не стал доставать ствол, автоматически приняв стандартную боевую стойку. Паша долго занимался каратэ, и если бы не ушел в группировку, мог достичь довольно высоких результатов. Его тренированное тело не успела еще разрушить привычка к коксу, потому двигался бандит быстро, ловко, и когда всей своей мощью обрушился на незнакомца, спокойно ожидавшего нападения, был уверен в успехе.
Пашок был убежден, что в тухлом захолустном городишке никто не сможет противостоять кандидату в мастера спорта - каковым он в в общем-то и являлся. Коричневый пояс, если перевести на язык каратек.
Честно сказать, его уровень боевой подготовки давно уже перешагнул через коричневый пояс. Ему спокойно можно было бы присвоить и дан, если бы его это интересовало. Но Пашка интерсовали только деньги, да еще - бабы, которых он любил брать грубо, унижая, как и положено настоящему мужчине. Он и единоборствами начал заниматься потому, что в детстве был хилым мальчуганом, которого вечно обижали во дворе. Затем Пашок неожиданно вырос, раздался в плечах, оставшись в душе обиженным, жаждущим мести Пашком, и вкупе с занятиями единоборствами это все привело его на скамью подсудимых - за нанесение тяжких телесных, приведших к смерти потерпевшего.
Десять лет, из которым он отсидел восемь. На зоне Пашок подтянул свое мастерство, избивая тех, на кого показывал пахан, а когда откинулся - пристроился к пахану, вышедшему чуть раньше, такой же "торпедой", какой и был на зоне.
Незнакомец стоял, не выказывая страха, и когда Пашок сделал выпад, лишь блокировал его кулак своей широкой ладонью.