Сидя напротив Тамары, Сага ждала, пока отравленная наркотиками женщина ела жареную картошку; на краю тарелки растеклась лужица кетчупа. Под носом у женщины блестели прозрачные сопли. Вдали тянулось оживленное шоссе — белые огни в одном направлении, красные в другом.
— Насколько хорошо ты знаешь Софию Стефанссон? — начала Сага.
Тамара пожала плечами, отпила коктейля через трубочку, щеки втянулись, лоб побелел.
— Мозги отморозить, — выдохнула она, оторвавшись наконец от коктейля.
Она старательно макала ломтики картошки в кетчуп и жевала, слегка улыбаясь.
— Напомни, кто ты? — попросила она.
— Подруга Софии.
— А, точно.
— Она не могла назваться проституткой в шутку?
— В шутку? Ты о чем вообще? Мы как-то работали вместе в помойном подвале… ее поимели в задницу… хороша шутка.
Лицо Тамары вдруг снова стало расслабленным, словно она с головой погрузилась в воспоминания.
— Почему ты больше не оказываешь эскорт-услуги в Стокгольме? — спросила Сага.
— А ты могла бы далеко пойти, ты такая… У меня есть связи, я рекламировала нижнее белье… только без белья. — Тамара затряслась от беззвучного меха.
— У тебя когда-то был клиент в Юрсхольме — такой большой дом у воды, клиент мог называть себя Вилле, — спокойно напомнила Сага.
— Может, и был. — Тамара сунула в рот еще ломтик картошки, стала жевать с открытым ртом.
— Ты его помнишь?
— Нет, — зевнула Тамара, вытерла руки о юбку и вывалила на стол содержимое сумочки.
Щетка для волос, сверток пакетов, губная помада, огрызок карандаша для глаз, презервативы, духи из
Сага терпеливо дождалась, пока Тамара смахнет все назад в сумочку, и показала ей фотографию министра иностранных дел.
— Да пошел он, — сказала Тамара и сжала губы.
— Когда ты была у него, он говорил с кем-нибудь по телефону?
— Ну… он был на взводе, много пил, все говорил, что легавые должны стоять по стойке «смирно»… раз сто это повторил, — ухмыльнулась Тамара.
— Что полицейские должны стоять по стойке «смирно»?
— Да… и что есть один человек с двумя лицами, этот человек преследует его.
Она выпила еще пепси и покачала стакан; льдинки звякнули друг о друга.
— Как этот человек его преследовал?
— Я не спрашивала.
Тамара макала картошку в кетчуп, ела.
— Что он имел в виду, говоря про два лица?
— Ничего. Это не важно. Просто болтовня.
— Он должен был встретиться с этим человеком?
— Не знаю, он ничего об этом не говорил… я хотела, чтобы ему было хорошо, так что навела его на разговор о картинах на стене.
— Он был груб с тобой?
— Он был джентльмен, — коротко ответила Тамара.
Взяв со стола конфеты, она встала и, пошатываясь, пошла к выходу. Сага направилась за ней, и тут зазвонил телефон. Сага взглянула на дисплей; звонил Янус Миккельсен. Она дотронулась до зеленого символа и поднесла телефон к уху:
— Бауэр.
— Мы просмотрели записи со всех камер наблюдения, какие есть на жестком диске… тринадцать камер, два месяца, почти двадцать тысяч часов записи.
— Видно преступника? Он там, осматривается?
— Нет, но на одной записи ясно виден еще кое-кто, ты должна посмотреть эту запись. Позвони, когда будешь возле конторы, — я спущусь и открою.
Сага знала, что у Януса биполярное расстройство, и поняла, что начальник сейчас в маниакальной фазе. Должно быть, он не принял лекарство.
— Ты знаешь, который час? — спросила она.
— Какая, на хрен, разница.
— Мне надо поспать, увидимся завтра, — спокойно сказала она.
— Поспать, — повторил Янус и захохотал, словно прочитав ее мысли. — Ничего страшного, я просто увлекся — так же, как и ты.
Шагая к парковке, видя под собой поток транспорта, широкое, серое в темноте шоссе, Сага позвонила Жанетт.
София, видимо, действительно была проституткой, говорила правду и никак не замешана в убийстве.
Но почему тогда ей позволили выжить, спросила себя Сага и остановилась возле машины. Они до сих пор понятия не имеют, какую цель преследовал убийца.
Глава 27
На Седергатан возле Хельсингборга стоит большой частный дом — белый оштукатуренный фасад, блеклая соломенная крыша. Раннее утро. Красивый парк погружен в серую дымку, но из окон нижнего этажа льется желтый свет.
Дом казался янтарем в серебряной броши.
Нильс Гильберт проснулся внезапно. Он, должно быть, задремал в кресле-каталке. Лицо горело, сердце тяжко билось. Солнце еще не поднялось до вершин деревьев, дом и парк лежали в тени.
Сад походил на царство мертвых.
Нильс хотел посмотреть, пришел ли Али, оттащил ли тачку и лопату в сарай.
Когда Нильс подъехал к кухонной двери, чтобы впустить свежего воздуха, послышалось странное царапанье. Оно доносилось как будто из большой гостиной, и он подумал — наверное, кошка хочет выйти.
— Лиззи?
Звук резко замер. Нильс какое-то время прислушивался, потом откинулся на спинку.