Ксения включила люстру, и мягкий искусственный свет затопил комнату, оттеснив зловещие тени в дальние углы гостиной. Эмми, скинув надоевшее за день пальто, пристроилась у одного из подоконников и что—то выглядывала в темноте. Она напомнила мне жену моряка, нетерпеливо ожидающую возвращения любимого на берегу. Внимание Димы привлекла печная полка, на которой в ряд стояло несколько рамок со старыми фотографиями. Чуть ниже расположился целый выводок странного вида кукол, пришедших, видимо, из тех же времен, что и фото.
Некоторое время брат просто с любопытством рассматривал предметы старины, а потом протянул руку и взял одну из кукол с полки.
– Поставь на место, – в приказном порядке сказал я. – Не дай Бог, она рассыплется у тебя в руках. Мы потом всю оставшуюся жизнь будем за неё расплачиваться.
– За эту страшилку? – Дима хмыкнул, демонстрируя сомнение, но все же вернул куклу на полку.
Я подошел к печи и посмотрел на игрушку. Видок у неё на самом деле был жутковатый. Видимо, человек, сделавший её, понятия не имел, как должны выглядеть куклы. Эта, как и три её подружки, сидящие по соседству, была тонкой как шпала. Ноги, руки и шея—жердочка выглядели непропорционально длинными по сравнению с туловищем, а большая голова напоминала арбуз, наколотый на палку. Раскосые глаза придавали кукле сходство с китайцами, а выпирающие скулы делали лицо неожиданно суровым и даже злым.
Подивившись больной фантазии кукольника, я перевел взгляд на фотографии. Они интересовали меня куда больше каких—то, пусть и страшненьких, игрушек. На центральной была запечатлена большая семья. Всего четырнадцать человек: три женщины в кружевных белых платьях до пола, четверо мужчин в черных костюмах и семеро детей разных возрастов. В глаза бросились четверо малышей. Находились они в разных углах фото, но их будто связывала невидимая нить. Присмотревшись, решил, что дело в одинаковых выражениях на их измученных лицах. Дети выглядели обреченными. Глаза заволокла дымка, словно маленькие души пребывали уже где—то далеко от тел. Помимо этого все четверо сидели на руках взрослых, тогда как остальные малыши проявляли больше самостоятельности.
– Никогда не понимала этой жуткой традиции, – произнесла подошедшая к печи Ксюша.
– Что за традиция? – переспросил я, так как не понял, о чем идет речь.
– Фотографироваться с мертвыми, – девушка кивнула на семейное фото, которое я так пристально разглядывал.
– С мертвыми? – повторил я как эхо.
До меня вдруг дошло, почему позы четверых малышей выглядели такими неестественными. И глаза! О да, это безусловно были глаза покойников: совершенно бессодержательные, мертвые, лишенные всякой осмысленности, одним словом пустые.
– Вот так фотка на память, – пробормотал Дима.
– Что же, сразу все четверо умерли? – усомнился я, все еще вглядываясь в лица детей в поисках хоть какой—то жизненной искры.
– Должно быть, эпидемия. Чахотка или что—нибудь в этом роде. Раньше с медициной было туговато, – пояснила Ксюша. – Мне интересно, а Игорь Александрович знает, что у них в гостиной стоит фото мертвецов?
Вопрос повис в воздухе, зато у нас появилась зацепка. Четверо погибших ребят – веская причина для появления в доме призраков. Расстраивало то, что самому старшему из детей на вид было не больше восьми, а младший едва достиг пяти лет. Всегда грустно думать о детских смертях, а уж видеть их трупы воочию (пусть и на фотографии) еще печальнее.
– Пойду осмотрюсь, – неожиданно заявила Эмми, не принимавшая участие в нашей беседе и вообще вряд ли слышавшая про фото с мертвыми малышами. Возможно, в другое время я бы её остановил или хотя бы попытался выяснить, откуда взялось это внезапное желание прогуляться, но привычка – дело прежде всего – взяла своё, и я только кивнул в ответ на её слова.
– Надо бы замеры сделать, – прервал ход моих мыслей голос брата.
Проводив Амаранту взглядом, я повернулся к Диме.
– Я принесу прибор.
С этими словами направился к двери. Внутренний двор, обнесенный со всех сторон забором, выглядел сносно благодаря свету, падающему из окон дома. Подозреваю, что и он мог бы показаться весьма неприятным местом, если бы не это рассеянное освещение. «Рено» стояло в тени высокого дуба, растущего прямо посреди двора, наверное, еще с незанятных времен. Красный цвет машины смотрелся особо вызывающе, словно испачканный в крови монстр прилег отдохнуть после удачной охоты.
Нужный прибор, с помощью которого мы собирались измерять электромагнитный фон в доме, находился, как и все охотничьи приспособления, в тайном отделении под задним сиденьем автомобиля. Пришлось повозиться, чтобы найти его среди горы различного оружия и прочих мелочей. Закрыв дверь машины, я собрался вернуться в дом, когда слух уловил какую—то возню за толстым стволом дуба. Вытащив револьвер, я осторожно подобрался к источнику звука.