– Конечно. Я понимаю, – соглашаюсь с ним и аккуратно ставлю чашку на столик, – да и проблем у меня нет. Так, по мелочи, не более того. Вам показалось, право слово. На дворе осень, прекрасная пора. Покой души и тела.
– Убедительно, Саша! – он попытался съязвить, но, наверное, решил, что этого делать не стоит. – Очень убедительно! Если бы я прожил на этом свете немного меньше, то поверил бы тебе на слово. Но я стар и мудр, – он ткнул пальцем куда-то в небо и закончил, – и видеть такое выражение глаз мне приходилось не раз!
– Какое выражение? Вы сейчас о чем? – я отвлекся от женщины, которая со звонким стуком каблучков красиво продефилировала мимо нас. – Чьих глаз?
– Твоих глаз, Саша, твоих. Мне тяжело это говорить, но в них пустота, бездна. Даже людское безразличие таит в себе больше эмоций! Безразличие все же имеет окрас эмоций, это обычная слабость души. Но ты, черт побери! Когда я встретил тебя первый раз, в них была жизнь! Сейчас там нет ничего, даже шальной искры сумасбродства! Понимаю, что ремесло накладывает отпечаток, но ты стал таким…
– Каким?
– Равнодушным, черт меня возьми! – Авгур хлопнул ладонью по столу.
– Зря вы так шумите, Петр Васильевич. Люди начинают обращать на нас внимание, – я кивнул в сторону посетителей бара. – Зачем заставлять их прислушиваться к разговору? А вы, можно сказать, провоцируете на это. Вам оно надо?
– Такое ощущение, что ты смирился.
– С чем именно? – поинтересовался я.
– С судьбой.
– Стать смирным, покорным, смиренным. Нет, это скушно. Да и судьбы – они ведь разные бывают, – пожал плечами я, разглядывая прохожих на Лайсвес аллее. – Извините, но я правда не понимаю вашего возмущения. О чем вы говорите и что пытаетесь объяснить? У вас претензии ко мне как к Охотнику?
– Не к охотнику, а к человеку! – казалось, что еще немного – и Авгур начнет кричать, размахивать руками и проклинать все на свете. Столько в нем сейчас экспрессии, а к чему?
– Саша, я понимаю, ты потерял друга, – он помолчал несколько секунд, – это больно, но это жизнь… Казимерас ушел достойно; жаль, что он не из вашего рода, был бы прекрасный Охотник.
– Жаль? – я все же не выдержал и хрипло засмеялся. – Это скорее счастье, что он оказался обычным человеком. Он с честью прошел свой жизненный путь. Что же ты за Нежить такая, Петр Васильевич, что всех людей пытаешься загнать в рамки проклятия? Тебе не бывает страшно?
– Понимаю причину твоего взрыва, поэтому не обижаюсь, – покачал головой он, – потом сам же будешь извиняться.
– Надо будет – извинюсь, хребет не переломится. Ладно, к черту лирику, есть что-нибудь новое по работе, или вы меня сюда пригласили так, кофе попить?
– Про какую работу ты говоришь, Саша? В твоем состоянии и думать забудь!
– Неужели? Значит, займусь свободной охотой. Благо, Нежити на свете много, на мой век хватит, пожалуй, еще и останется. Как вы там говорили – «простой мусорщик, который убирает отходы, не более того». А раз так, отпуска нам не положены.
– Черт тебя возьми, ты что, совсем отморозком стал! – он чуть не схватил меня за руку, но, видно, раздумал. Правильно – не люблю, когда меня трогают.
– Успокойтесь, Петр Васильевич! Зря вы горячитесь, ей-Богу! И черта поминать не надо, не к добру это. Если все, то я, пожалуй, пойду.
– Раньше ты называл меня Авгуром, – покачал головой он.
– Раньше? – я пожал плечами. – Может… Не помню…
Я положил на столик несколько монет за кофе и, прихрамывая, ушел. Навстречу попалась женщина, которая просто светилась от удовольствия. Посмотрев на трость, которая не подходила по стилю к моей одежде, она попыталась усмехнуться, но, натолкнувшись на мой взгляд, испуганно дернулась в сторону. Словно от прокаженного.
Странный он, этот Петр Васильевич. Пытается решить проблему, которой на самом деле не существует. Так много слов – и ни одного по делу. Хотя, может, в чем-то он и прав. Раньше я бы, наверное, не спал ночами, думал о прошлом и переживал. Сейчас… А есть ли хоть капелька смысла в поиске среди всей пустоты мира? Это же смешно – искать кусочек рая в Чистилище. Глупо и бессмысленно. Людям иногда может показаться, что они обрели счастье. Может возникнуть такое чувство, не спорю. Правда, оно придет на короткий срок, с одной целью – чтобы немного позже человек еще острее почувствовал боль. А передышку нам дают, чтобы человек не смог привыкнуть к ударам, чтобы знал свое место в этом Аду. Знай свое место, тварь!
В руку уткнулся холодный нос Бакса. Мол – ты чего грустишь, хозяин? Гляди, какую я палку нашел! Пошли побегаем, смотри, какая погода прекрасная!
– Да, ты прав, Малыш, погода и правда прелесть, – я аккуратно вычистил пепел из трубки и убрал ее в карман ветровки.