Охотник на ведьм (ЛП)

Остальные — которые признались и не отказались от своих слов — были безмолвны; одни зажмурились, другие смотрели, вытаращив глаза, губы их шевелились, как если бы читали молитву. Палач зашел одной за спину, набросил на ее шею веревку и затянул петлю.

Рывок, и ее голова повисла на сломанной шее. Такова была награда за признание: милосердное удушение, чтобы не чувствовать боли от пожирающего плоть огня.

Когда палач взялся за следующую, Александр, борясь с тошнотой, вытянул из кармана носовой платок. Не в силах смотреть на происходящее, он отвернулся, шатаясь, завернул за угол и оставил вчерашний ужин на камнях мостовой.

***

Богс догнал Александра, когда он уже выводил коня и готовился выехать обратно в Кирктон — немедленно, как можно скорее, прочь от пропитавшей воздух вони костров.

— Тяжелое зрелище, знаю. — Слабая улыбка с оттенком сочувствия. — Ваш первый раз, да?

— Да, — признался Александр. Неохотно, лишь потому, что этот человек мог его понять.

— Ничего, в следующий раз будет полегче. — Богс говорил так спокойно, словно они стояли воскресным днем у церковных дверей и вели непринужденную беседу.

Александр покачал головой, гадая, хватит ли ему мужества для того, чтобы заниматься этим богоугодным делом. Его душу раздирали на части сомнения — о Бесси Уилсон, о Элен Симберд, о Маргрет… Что, если ее мать невиновна?

А что, если нет?

Он сел в седло и, помедлив, взглянул на Богса.

— Вы когда-нибудь слышали об обвинении против женщины по имени Джанет Рейд? Из Глазго.

— Уж очень распространенное имя. Да я их и не запоминаю.

— Она была вдовой, кажется. И довольно состоятельной. — Если судить по кружевам и вазе.

— Вроде судили такую, но в Эдинбурге. Дело вел Скоби, странно, что вы сами не в курсе. Он говорил, под конец она так верещала, словно воочию видела перед собой Дьявола.

Нет — была его первая мысль. Он же сам сказал: имя слишком распространенное.

— У нее была семья?

— Племянник — он-то ее и обвинил — и, вроде бы, дочь.

Воздух внезапно стал неподвижным.

— Что с нею стало? С ее дочерью. — Скажи, что она умерла, заклинал он мысленно. Что угодно, лишь бы она не оказалась той, которую он знал.

— Их было столько… Всех и не упомнишь. — Широкий лоб наморщился. — Но если это та, на кого я думаю, она сама походила на ведьму — глазами. Надо было сжечь их обеих.

                — Глазами? — Дальше можно не спрашивать. Он уже понял. Понял все. И все же: — Значит, сожгли только ее мать? — Надеясь услышать «да». Зная, что не услышит.

— Нет. В тот раз никого не сожгли. Уж не знаю, как, но ее мать сбежала. А почему вы спрашиваете? Вы нашли ее?

— Нет. Нет, та женщина, про которую я спрашивал, она из Глазго. Вряд ли это одна и та же. — Боже помилуй, он лжет напропалую. Как Маргрет.

Богс протянул ему руку.

— Ну, тогда удачи. Храни вас Бог.

По счастью, лошадь знала дорогу домой, ибо Александр почти не следил, куда едет.

Все, что ранее ставило его в тупик, получило объяснение. Глазго вместо Эдинбурга. Письмо, где про ее мать не говорилось ни слова. Ее страх. Ее гнев. Изуродованный палец ее матери. Он был покалечен тисками, а не в результате какого-то несчастного случая.

Она прятала свою мать, потому что та была ведьмой.

Она держала его за дурака. Его и всех жителей деревни.

Поддавшись ее лжи и ее телу, он защищал ведьму вместо того, чтобы ее изобличить, и чуть было снова не отпустил виновную на свободу.

На этот раз он сам исправит свою ошибку.

***

Все время, пока Кинкейд был в отъезде, Маргрет не выходила из дома. Да, он был опасен, но почему-то его присутствие внушало чувство защиты. Она боялась показать свое лицо, боялась ненароком кого-нибудь испугать, что без него могло обернуться чем-то худшим, чем обвинение, и потому, когда она вновь услышала его лошадь, то ощутила глупое облегчение, а когда он встал на пороге — глупое желание распахнуть перед ним дверь.

Она так и сделала, не дожидаясь, пока он постучит.

И натолкнулась на непробиваемую стену его взгляда.

— Где она?

— Внутри. — Она прикрыла за собой дверь, чтобы он не зашел. — А что?

— Вы мне солгали.

Сердце ее заколотилось, громко отдаваясь в ушах.

— Вы знали это и раньше.

— Нет. Вы солгали о большем.

Он разузнал что-то новое. Но как? Ответ из Глазго не мог вернуться так скоро.

— О чем вы? — Надо было бежать. Пусть без лошади, но надо было поставить мать на ноги и…

— Сегодня утром в Джедборо сожгли на костре шестерых ведьм.

После этого она уже не могла ни думать, ни говорить. Не могла ничего, только чувствовать, как у горла бьется в ритме молитвы пульс.

— Но какое… — Во рту пересохло. — Какое отношение это имеет ко мне?

— Ваша мать ведьма. — В его голосе больше не было сомнения, что спасало ее до сих пор. — Вы не из Глазго. Вы из Эдинбурга. Охотник на ведьм вспомнил ее. Он вспомнил вас.

Ее дыхание, ее сердце, все остановилось. Они уже близко? Едут за ним следом?

— Господи боже, вы ведь не сказали ему, что она здесь?

И тут она увидела на его лице разочарование. Острое разочарование в себе самом.

— Я должен был убедиться лично. Я не верил…