Александр привлек ее к себе, снова жалея о том, что ни один из них не обладает колдовскими способностями и не может изменить положение вещей.
— Пока она не откажется от своих слов или не покается во грехе, обвинение с тебя не снимут. — Внезапно он понял, что это означает. — Тебе нельзя даже выходить отсюда без сопровождения охранника, чтобы никто не заподозрил тебя в побеге.
— А что до остальных, — вмешался Диксон, — то обвинения против них никак не связаны с леди Анной.
— У меня есть ордер. Я увезу их.
— На суд? — спросил Диксон. — Без разрешения Церкви судить их нельзя.
— Нет, — произнес Александр. — Не на суд.
На лице Диксона отобразилась смешанная с ужасом догадка.
— Вы хотите судить их сами? Но откуда вы знаете, что они невиновны?
— На костер я их не отправлю.
Диксон покачал головой.
— Вы думаете, что совершаете благое дело, но это не так. Допустим, вы увезете Бесси Уилсон и Элен Симберд. Но что потом? Вы отпустите их в каком-нибудь незнакомом месте далеко отсюда? И как они будут жить? У них нет ни друзей, ни средств к существованию. Все кончится тем, что их вновь назовут ведьмами.
— Вы могли бы написать рекомендательное письмо для нового прихода.
— Все равно нам придется как-то объяснять падеж скота, вытоптанные посевы и детские смерти. Я не уверен…
А может оба они, как и многие другие несчастные души, попросту заблуждались, выискивая способы объяснить несправедливость жизни?
— Зато я уверен, — отрывисто ответил он. — Мы вынудили их признаться насильно. Откуда нам знать, что несчастья посылает на землю Дьявол, а не Господь? Скот и посевы гибнут, а дети умирают из года в год, но до сих пор никто не сваливал вину за это на ведьм.
Со вздохом Диксон оглядел пустую комнату, словно окидывая взглядом руины своего прихода.
— Если все это правда, и это говорите вы — человек, которого обучали поиску ведьм, — тогда главная вина лежит на мне, ибо это я сбил свою паству с пути праведного.
Извиняющим жестом Александр положил руку Диксону на плечо.
— Заблуждались не вы один.
Но священник был прав. Просто забрав женщин из деревни, проблему не решить. Жителям Кирктона нужен козел отпущения, какое-то объяснение всего случившегося, благодаря которому они поверят, что выполнили свой долг и одолели зло. Он потер кулаками глаза, пытаясь собраться с мыслями. Сон и время наедине с Маргрет. Вот, что ему нужно.
— Молитесь за них, — произнес он.
— Я помолюсь о том, чтобы Господь направлял нас.
Прижимая к себе Маргрет, Александр шагнул к лестнице, думая о том, что будет рад заснуть где угодно, хоть на каменному полу, но Диксон остановил их.
— Нет, дети мои. Только после того, как все будет кончено, а ваш союз — благословлен.
Маргрет крепко прижалась к нему, и он уже приготовился заспорить, но внезапно прозрел. Диксон был озабочен не только соблюдением внешних приличий. Александр должен хранить дистанцию. За пределами этой комнаты Маргрет по-прежнему считалась ведьмой, и если люди увидят, что он благоволит ей, то наверняка найдется еще кто-нибудь, кто укажет на него и крикнет то, что крикнула леди Анна.
И тогда он вообще ничем не сможет помочь ей.
Александр обнял ее за плечи.
— Он прав. Какое-то время нам лучше побыть врозь. Я поставлю у твоей двери одного из людей Оксборо.
Маргрет вцепилась в него, словно он был единственной незыблемой опорой в ее мире.
— Зачем?
Отчаяние в ее взгляде ранило сердце.
— Чтобы тебя охраняли.
— Но что будет завтра? — Страх, облегчение, замешательство сменялись одно за другим на ее лице, и она стиснула в кулаке отвергнутое им шило.
— Скоро все закончится, и мы будем вместе. — Она потеряла мать, над нею еще висело обвинение, и ее было необходимо хоть как-то приободрить. — Обещаю, — сказал он, понимая, что лжет.
Ибо если в ближайшее время ничего не изменится, в Кирктоне — хочет он этого или нет — запылают костры.
Глава
24.Маргрет поднялась по лестнице. Дверь в комнату, где ее держали, была открыта. Прежний стражник ушел. Новый еще не прибыл.
И все же она была не свободна.
Ее жизнь по-прежнему была в руках Александра, и она помолилась о том, чтобы с нею все обошлось лучше, чем с ее матерью.
Когда-то она считала его всемогущим, но с тех пор повидала столько зла, в стольких обличьях, о которых раньше и не подозревала, и это зло могло одолеть даже самого сильного из людей.
Она поставила фонарь на пол и разжала кулак. Посмотрела на оставленные шилом вмятины на ладони. Удовлетворение умерило страх. Александр выяснил правду о Скоби. Она верила, он обязательно сделает так, чтобы всех негодяев с их фальшивыми инструментами изловили, наказали и заставили страдать так же, как они заставляли страдать других.
Это не вернет ее мать, не вернет потерянные годы, но возмездие, о котором она молилась, свершится. Ее мать будет оправдана.
Она цеплялась за эту мысль всю ночь напролет — так же крепко, как за рукоять медного шила.
***