Охотник на вирусов

— Я что-то не понимаю, о чем вы. Мы действительно врезались в каналы обмена, пытались подсмотреть, что за информация гуляет в них на сквознячке. Но ничего толкового так и не углядели. По часовой стрелке шастают какие-то массивы чисел, совершенно неидентифицируемые. Против часовой — практически то же самое. Правда, их мне удалось дешифровать как фрагменты изображений, тоже довольно бессмысленных. Видели, как вращаются ленточные накопители? Прямо-таки судорожно. Вот с них и прет что попало.

М-да… Не хотелось, а придется.

— Вы мне все-таки покажите… — говорю я с придыханием. Глаза мои начинают лихорадочно блестеть. — Ну, те, где женщины… в натуральном виде…

Алик смотрит на меня брезгливо, как будто я только что высморкался без помощи носового платка.

— Да не было там никаких голых баб. Это мы так, Кольку подразнить. Он к этому делу сильно неравнодушен был. Ну, мы и схохмили. У Василия Федоровича жена в медицинском преподает. Он и притащил учебный видеофильм для акушеров-гинекологов. Мы «дживисяк» замаскировали, выход его на цветной монитор запустили. Есть тут у нас один такой, в телевизионном стандарте работает. А сами, конечно, за Колькой наблюдали. Он только минут через пять понял, что к чему. Две недели потом со мной не разговаривал. И до сих пор ходит, как в воду опущенный. Его уж и подначивать перестали, но все равно… О порнушках теперь и слышать не хочет. Очень этот фильм на него подействовал…

Алик грустно качает головой.

— В общем, переборщили мы малость. Сколько он раньше похабных анекдотов рассказывал, а теперь ни гу-гу. Говорят, о смысле жизни начал задумываться… Кто ж знал, что он так близко к сердцу примет?

Белобрысый так усиленно переживает случившееся, что я начинаю сомневаться в его искренности. Пока я раздумываю, в какую сторону двигать разговор дальше, мой собеседник, снова сделав глаза оловянными, вдруг добавляет:

— Но если вы очень интересуетесь, я могу еще раз Василия Федоровича попросить.

Что, получил? И поделом! Не расслабляйся!

— Вы неправильно меня поняли, — говорю я сухо. — Мне нужно посмотреть те фрагменты изображений, которые вы наблюдали. Пусть даже и бессмысленные. Можете их показать?

Алик, пожав плечами, встает со своего скрипучего стула.

— Могу, конечно. Если терминал не отсоединили. Только вряд ли даже вы в них что поймете, — вежливо говорит он, подчеркивая слово «вы» столь жирной чертой, что вся фраза меняет тон на противоположный. Ах ты, мальчишка! Пользуешься моей зависимостью от тебя…

Мы идем в дисплейный класс. Два ряда одинаковых столиков с разнокалиберными мониторами, мертвенный свет ламп дневного света… Алик включает самый дальний от двери терминал, молча ждет, пока он прогреется. Наконец, быстро пробегает пальцами по клавиатуре. Настолько быстро, что я не успеваю запомнить последовательность. На дисплее высвечиваются голубым строки: «Программа „Глазок“. Алик нажимает клавишу „ввод“, и…

Таких картинок, по-моему, даже Кандинский не рисовал. Унылая косая сетка с разноцветными параллелограммчиками, живущими загадочной, не поддающейся логическому описанию жизнью. Какие-то странные волны, беспорядочные мерцания, потом вдруг — мгновенно повсеместное исчезновение одних оттенков и появление других, из противоположного конца цветовой гаммы…

Алик задумчиво смотрит на экран, потом выводит на него текст программы, вводит в нее прямо с клавиатуры какие-то поправки, и мы снова пытаемся уловить скрытый порядок в хаосе цветовых пятен…

— Черт… Что-то изменилось… Программа перестала работать. А почему, не пойму…

Ой ли? А может быть, тебе просто не хочется, чтобы

она работала? Этого ведь так просто добиться… Одно неверное нажатие клавиши — и вот уже вместо красивых женщин они же, но в стиле «авангард».

— Мы когда сделали врезку, распечатали фрагмент массива, шпарившего по каналу обмена. Получили набор цифр. Долго смотрели на них, как на новые ворота, а потом я подметил, что одно и то же число повторяется со строгой периодичностью, ложится в распечатке на одну косую линию. Ну, мы предположили, что это что-то вроде строчного импульса, и попробовали построить кадры стандартного размера. Получались какие-то изображения. А теперь вот, сами видите, не поймешь что прет…

— А что именно отображалось?

— Ну, домики там… Какое-то подобие города, силуэты людей… Похоже на детские рисунки. Или на картины художников-примитивистов. Хотя нет, у них все-таки полотна посложнее бывают…

— Вы не могли бы припомнить, когда последний раз рассматривали картинки?

— Да уж месяц тому… Если не полтора.

— А сделанные тогда распечатки… не сохранились? Мне бы очень, очень хотелось на них взглянуть!

— Вряд ли. Думаю, Василий Федорович давно уже сдал их в макулатуру. Он у нас детективы собирает, вчера как раз новеньким хвастался.

Кажется, моя назойливость начинает ему надоедать. И все же…

— У меня к вам большая просьба. Это очень важно для меня. Мы не могли бы сейчас вместе сделать еще одну распечатку? По-моему, здесь, — киваю я на экран, — по-прежнему идут какие-то изображения. И если заново подобрать строчный и кадровый импульсы…