Охотник на вундерваффе

– Якобы с запада подходят союзники, которые скоро будут здесь. «Волхов» сообщил, что они не предупреждены о возможной встрече с нами и могут быть всякие эксцессы, вплоть до стрельбы по нам…

Вот как оно выходит. Значит, судьба… Хотя, так было даже проще. Майору Никитину в любом случае обстоятельно и в красках доложат о том, что я архив действительно нашел и героически погиб, уничтожая его. А что это совсем не тот архив, о котором я ему наплел с три короба накануне, уже не суть важно. Если бы подобного приказа на отход не поступило, мне было бы несколько сложнее. Архив-то я должен был поджечь в любом случае, но с получением приказа по крайней мере появлялся формальный повод для этого. А иначе могло получиться довольно интересно – после получения донесения о захвате архива Никитин приезжает в замок и видит перед собой сплошной пожар, при этом меня нигде нет и вокруг вообще никого, кроме вражеских покойников. Опять-таки, практически смертельные, ранения Махняеевой тоже оказывались мне на руку. Будь она жива и здорова – начала бы выяснять, что ей делать дальше и, чего доброго, могла бы оставить со мной кого-нибудь из своих бойцов для охраны архива. И мне бы пришлось их как-то нейтрализовывать. Но сейчас она явно утратила способность руководить, а Чемоданову и его танкистам архив, по большому счету, был абсолютно до лампочки.

– Ну что же, товарищ лейтенант, – сказал я ему, изобразив на лице некоторые раздумья. – Мы с тобой люди военные, и приказы надо не обсуждать, а выполнять. Так что бери на броню всех наших убитых и раненых и немедленно отходи.

– А ты?

– А у меня свое начальство и свое задание. Здесь очень важные бумаги, и, раз мы не сможем их быстро вывезти, уж точно не стоит оставлять их союзничкам. Доложишь командованию, что архив мы нашли там, где и предполагали. Только лучше доложи об этом не по радио, а лично. И пусть они там решают, что делать дальше. А я пока что останусь здесь. Подожду. Если начальство сумеет урегулировать этот вопрос с союзничками – пусть подошлют сюда кого-нибудь. Но обязательно скажи им там, что я тут все подготовлю к уничтожению, и, если вдруг появятся англичане или американцы, я немедленно зажгу архив. И постараюсь изобразить, что это сделали немцы. Ну а потом двину к своим, пешим порядком или на какой-нибудь трофейной машине. Их тут много. Хотя, если до темноты союзнички здесь не появятся – может, наши и успеют что-нибудь предпринять. Давай действуй!

С этими словами я снял с плеча и отдал Чемоданову «ППШ» с опустевшим диском. Как-никак казенное имущество.

– Понял, – ответил он и явно на всякий случай спросил: – Может, с тобой кого-нибудь из бойцов оставить?

– Не надо. Если нас тут окажется больше одного, будет очень сложно списать все это на немцев. Вы свое дело сделали честно и на совесть…

– Ну, тогда ни пуха тебе, старшина.

– К черту. Давай, шевелись.

Как оказалось, при штурме замка наш танковый десант потерял четверых бойцов убитыми. Еще шестеро было ранено, в том числе двое тяжело (включая Махняееву). Автоматчики не без труда разместились на броне двух танков, после чего «тридцатьчетверки» лихо развернулись и ушли.

Чемоданов прощально махал мне рукой из люка командирской башенки своей машины, которая шла замыкающей. Остальные автоматчики и танкисты смотрели на меня как-то по-особенному. Похоже, на этой войне они неоднократно видели подобное – например, когда кто-то из друзей-приятелей брал пулемет или «ПТР» и оставался прикрывать отход остальных без всякой надежды на то, что выкарабкается сам.

Я, стоя в воротах замка, махал в ответ лейтенанту. Красная Армия, которая за три с лишним года стала мне почти родной, поднимая пыль, уходила все дальше от меня, причем, скорее всего, навсегда. Ведь оказаться именно здесь и в этот самый момент я, если верить моим «нанимателям», не смогу более никогда. Так что прощайте, воины-освободители…

Я посмотрел на свои наручные часы – с момента окончания боя в замке и до отбытия танков прошло чуть больше получаса. По местному, то есть берлинскому, времени было 15.32.

Если не напорются по дороге на какие-нибудь неприятности в виде все еще желающих пострелять арийских мудаков, через пару часов они точно будут в расположении наших войск. Тут до притока Эльбы, реки Мульде (9-й гвардейский танковый корпус сумел с ходу захватить плацдарм на ее западном берегу только лишь потому, что немцы то ли не смогли, то ли не захотели взорвать здешний, очень основательный мост) всего двадцать верст почти по прямой, и проблем с возвращением у Чемоданова не должно было возникнуть.

Ладно, допустим, всех лишних свидетелей я удачно сбагрил, но что делать дальше?

Раз союзники приближаются, вариант был только один – сжечь тут все и уходить с победой.

Ну, сжечь так сжечь. Но это, как обычно, легко сказать, а вот сделать – увы…