Охотник на вундерваффе

Потом мы остановились на этой самой площади. Капитан Никитин сказал, что мы, если хотим, можем размяться, но от машины отходить не велел.

Вслед за этим он направился к длинному, справному двухэтажному дому с вывеской «Красно-Грязненский районный комитет ВКП(б)», на крыльце которого стоял часовой с автоматом ППД на груди, а рядом торчало аж два мотоциклета «М-72» с колясками. Миша пошел было следом за капитаном, но в дом не зашел, оставшись на крыльце рядом с часовым и демонстрируя всему свету трофейный «МР-38/40», который он опять нацепил на шею. Миша Шундик достал из кармана шинели пачку «Казбека», предложил часовому (тот, разумеется, не отказался, хотя это, по идее, и было грубым нарушением устава), и они закурили. Было видно, что курить героический воентехник Шундик, похоже, совсем не умеет, а просто понтуется.

Татьяна осталась в кабине. Я свесился из кузова и, посмотрев, понял, что они на пару с шофером, похоже, дремлют, удачно воспользовавшись остановкой.

Капитана не было довольно долго, примерно с полчаса. Потом он наконец вышел на крыльцо и, что-то сказав Мише, направился обратно к нам.

– Ну, что там? – поинтересовался я, когда он подошел.

– Я обо всем доложил, пока приказали отдыхать. Завтра сюда приедет наш непосредственный начальник и будем решать насчет тех танков в Дурятине.

– А мне-то что делать, товарищ капитан? – задал я резонный вопрос.

– Пока останешься при нас, а там – как начальство решит. Я ему про тебя по телефону тоже доложил. Проверят, кто ты и что…

Прямо как с Саидом в «Белом солнце пустыни», которому Абдулла тоже сказал что-то в этом духе. А если точнее: «Пока я не возьму их, ты останешься с нами». Вот и с этими чертовыми танками вышла похожая фигня. Однако возражать мне смысла не было.

Сначала мы подъехали к какому-то двору рядом со штабом. Остановились, капитан куда-то сходил. Потом мы откинули задний борт кузова. Появился незнакомый пехотный лейтенант и два бойца, которые в два приема выгрузили из кузова тела убитых разведчиков, оттащив их куда-то во двор, а потом забрали вещмешки и карабины покойников.

После этого мы въехали через гостеприимно распахнутые ворота в какой-то двор, ближе к восточной окраине поселка. Поселок, как оказалось, назывался Дергачи – хоть какое-то разнообразие на фоне разнообразных здешних «грязей». Хотя из вывески на райкоме можно было предположить, что называется он, к примеру, Красные Грязи, но жизнь есть жизнь, и название районной «столицы» не всегда совпадает с названием района.

Шофер Сигизмундыч «припарковал» полуторку во дворе, между двух сараев. Миша Шундик бибикнул на прощание и уехал на своем трофее куда-то в другое место, похоже, он квартировал отдельно от остального коллектива.

Из дома напротив вышли бабка и дед самого стереотипно-старорежимного облика (дед был в каком-то дореволюционом армяке и подшитых валенках, а старуха в черном платке, вызывавшем невольные ассоциации с боярыней Морозовой с известной картины Сурикова), сердечно приветствовавшие капитана и Татьяну практически как старых знакомых.

Похоже, бронетанковая братия, которую я выручил из беды, встала на постой здесь еще до своего неудачного визита за линию фронта.

Это чуть позже подтвердили висевшие в сенях шинели с петлицами капитана и воентехника 2-го ранга (эта шинель была с застежкой на «женскую» сторону) и стоявшие там же два чемодана. В избе оказалось две комнаты, в одной жили хозяева, в другой размещались капитан с Татьяной (там было две кровати).

Шофер Сигизмундыч ночевал на печке, а мне, как лицу, не предусмотренному никакой первоначальной диспозицией, пришлось спать на топчане в сенях. Впрочем, там было тепло и вполне комфортно. Но до ночлега была еще помывка в бане, которую заранее истопил хозяин. Как позже выяснилось, деда звали Никодим Федорович, а бабку – Прасковья Ивановна.

Баня была в том же дворе, за сараями. Первой мылась Татьяна, а затем мы с капитаном и шофером. Мыло у группы капитана Никитина было казенное и в достатке, березовый веник тоже нашелся, так что все получилось вполне на уровне.

После бани я побрился (опробовал для этого безопасную бритву, которую накануне забрал вместе с прочими подобными принадлежностями, вроде маникюрных ножниц, у убитого немецкого офицерика в Темных Грязях, благо у него все это было в одном кожаном футляре и зачем-то лежало в полевой сумке – бриться опасной бритвой я откровенно побоялся, поскольку подобное бритье требует навыка и ежедневной практики, а значит, я мог показать свою неопытность в плане использования этого режущего предмета) и стал похож на человека.