Охотник вверх ногами

В принципе представителей в журнале имеют либо правящие партии соцстран, либо самые крупные партии некоммунистических стран. Такие, как французская или итальянская.

В малую редколлегию попадают путем кооптирования. Подбор, естественно, делается в соответствии с интересами ЦК КПСС, который, с помощью представителей Польши, ГДР, Венгрии, Чехословакии, Болгарии, да часто и Румынии, располагает во всех случаях абсолютным большинством. Представители французской и итальянской компартий делу не мешают.

Представитель имеет более высокий, чем корреспондент, статус. Прежде всего — оклад. Он получал в те годы — 1965–1968 – 6.600 чешских крон в месяц. Какую-то часть зарплаты — в твердой валюте. Он имел право на большую и лучшую квартиру, его поездки куда угодно и когда угодно щедро оплачивались редакцией как служебные. Даже если доподлинно было известно, что он поехал повидать родственников.

Он мог не беспокоиться о получении вне всякой очереди путевки на лучшие курорты социалистических стран, в самые роскошные дома отдыха Крыма, Кавказа или Подмосковья. Разумеется, за чисто символическую плату.

Корреспонденты получали меньше: 4.500 крон в месяц и никакой твердой валюты. Об оплате расходов на поездки им приходилось каждый раз просить. И тут уже все зависело от отношения руководства. А отношение определялось его, корреспондента, поведением. И путевку ему давали не так щедро: в Подмосковье могли послать в осеннюю слякоть, а в Крым — в разгар летней жары.

Было также между представителями и корреспондентами одно существенное различие. Первые назначались теми или иными партиями, вторые — сплошь да рядом не представляли никого. Они просто были наняты.

Часто бывало так: молодой коммунист из какой-нибудь страны Латинской Америки, арабского мира, а то и просто сын многодетного африканского вождя, заканчивал учебу в Московском университете имени Лумумбы или в Восточном Берлине, или в Софии, или в Варшаве.

Наступал грустный момент. Учеба закончена, диплом получен, надо ехать домой. Под родные пальмы! Если родина «прогрессивная», то хорошие места там могут быть заняты. Если она не прогрессивная, могут и на кол посадить, и расстрелять. А тут сложились привычки. Рыдает подруга — русская, немка, полька, болгарка... И в тот момент, когда, кряхтя, новый инженер или агроном, врач или историк, политолог или экономист пакует в отчаянии чемоданы, ему вдруг делают предложение: «Хотите работать представителем вашей партии?»

А к партии он принадлежит, разумеется, самой прогрессивной, какую только выдерживает жаркий климат его развивающейся страны.

С руководством партии, если таковое существовало, вопрос как-то улаживали. Корреспондент обосновывался в Праге.

Что от него требовалось? Безделица. Правильно голосовать на «большой редколлегии»? С этой задачей он справлялся без труда. Изредка писать статьи о революционной борьбе в его далекой стране? За него это делал русский референт. Нужно ли объяснять, что за такую непыльную работу корреспонденты держались мертвой хваткой!

Мало что делали и большинство представителей. Для Франсиско Антона, представителя коммунистической партии Испании, работа в Праге была заслуженным отдыхом. Вся его долгая революционная карьера заключалась в том, что он был многолетним любовником Долорес Ибаррури.

Редакция журнала делилась на отделы. Отдел соцстран, отделы философии, экономики, Латинской Америки и т.д. Во главе, как правило, стоял иностранец, представитель одной из компартий. Ему — почет и деньги. А его заместителем бывал чаще всего присланный из Советского Союза специалист. Он-то и вкалывал.

И не было нужды навязывать шефу-иностранцу волю «старших русских товарищей». Срабатывал простейший механизм: кто устоит перед соблазном — ровным счетом ничего не делать за хорошую зарплату и все предоставлять делать другому?

Когда по отдельным вопросам собиралась «большая редколлегия», особенно если предстояли взбрыки итальянцев или румын, проводилась предварительная индивидуальная обработка представителей и корреспондентов. С первыми нехотя — так и быть! — беседовал сам Францев, позже, надо полагать, Зародов. А с последними — чаще всего мой шеф по французскому изданию, Пьер Энтжес, или кто-нибудь из доверенных лиц. В такой подготовке заседания «большой редколлегии» вся штука была в умелой дозировке политических и материальных доводов. В искусстве изящно дать взятку, тактично пугнуть. Ленивый Юрий Павлович Францев такими беседами брезговал. Энтжес их обожал! К тому же ему от такого посредничества всегда что-то перепадало.

Как это все пошло при Зародове — не знаю. Вскоре после его прихода меня как раз из журнала и выгнали.

Но если члены редколлегии в основном бездельничают, часть из них никого не представляет, журнал как печатный орган никому не нужен и мог бы не выходить, зачем же он существует? Ведь он, наверное, стоит дорого?