— И даже не думай об этом, — отчего-то гнусавым голосом попросил я друга, — А то знаешь,… Брось ты меня. А, Кузьмич! Не жилец я. Найди Корабль и лети на Землю. Передай паПА, что со мной неприятности. Только покрасившее как-нибудь. Ладно?
— А можно так? — Кузьмич уселся перед моим носом, — Далеко, далеко за Млечным путем зажигались и гасли многочисленные звезды. На якудзянском чертовом небе догорала вечерняя заря от разорвавшейся нейтронной бомбы. И вот в этот самый момент, ваш сын молодой, уважаемый паПА, вдруг прямо у меня на глазах как-то поник головой. Я присмотрелся и … о, боже! Сердце самого лучшего в Галактике охотника за бабочками оказалось пробито насквозь. Ваш сын…
Кузьмич зарыдал, мелко вздрагивая всем телом и особенно крылышками. Потом взял себя в руки и продолжил.
— Ваш сын, уважаемый паПА, Сергеев Константин, упал с этим самым прострелянным навылет сердцем, пулей, пущенной недрогнувшей рукой узкоглазого якудзянина наймита, прямо под посадочные стапеля Вселенского Очень Линейного Корабля. Упал он и закрыл голубые-голубые глаза. У тебя, командир, голубые глаза?
Бабочек заглянул в глубину моих глаз и остался доволен.
— Все одно никто уже не проверит. Дальше? А дальше я скажу, что ты попросил меня, как своего самого лучшего друга и сотоварища, а также финансового приемника и душеприказчика передать данную скорбную весть ему, твоему паПА, со всеми вытекающими последствиями. Мол, погиб ты, за хороший экземпляр, до конца оставшись верен своей подлой профессии. А мы с Кораблем вернулись без тебя, чтобы продолжить дело всей твоей жизни. Ключ от сейфа у тебя, командир, где лежит? А, вообще, красиво?
Красиво. Хороший он бабочек, Кузьмич. До самого конца меня не бросил. Верный друг. Только паПА жалко. И куколку жалко. Будут ли они вспоминать меня. Ведь многого в жизни не сделал. Цели своей не достиг.
— Взлетаем! — штабс-капитан дернул за веревку, повозка загудела, выпуская излишки движущей энергии, и задрожала мелкой дрожью.
— А что, — ожил ненадолго я, — Уже не стреляют?
— Стреляют, сударь, как не стреляют, — господин Кулибин разобрал половые доски и, вытащив из-под них ящик, достал из него бутылку, — Ишь ты, не нашли басурмане узкоглазые. А то, что взрывов не слышать, сударь, так на то у нас броня имеется. Лично я сам придумал. Многолетние попытки и провалы. Мы, с вашего позволения сударь, обмазали нашу повозку глиной вперемешку с коровьим, прошу прощения, пометом. А уж потом только прикрыли все это дело листовым железом. Метеориты держит запросто.
Я прислушался. Снаружи, действительно, доносились глухие звуки канонады. Кстати, что это я…
— Кузьмич! — позвал я друга, и он прилетел по первому зову, — А если сможешь, доставь меня на землю. Хочу быть кремирован на родной сторонушке.
— Доставлю, командир, — пообещал бабочек, — Оборудую холодильник, а тебя, что б не гнил с одного бока, на крюк. Годиться?
И это годиться.
Я прикрыл глаза. Тошнит же, что с открытыми мучаться? Подумал снова о куколке. Сколько уже времени по ее следам иду. Все иду, иду… Шел, точнее сказать. А может ее и в живых то нет? Может, ее КБ железный того. В расход по полной программе. Кто знает? А красивая, чертовка была. Красивая. Как она меня по морде-то хотела? А я ее? За это самое место щипнул. Интересно, нравлюсь я ей? Мало ли что говорила. Прижиматься можно и без всякого чувства. Да нет! Нравлюсь. Когда ее кинднепили на званом обеде, она же ко мне со всем сердцем прижималась….
— Командир, ты что? — Кузьмич разодрал мои веки, — Ты погоди пока помирать. Рано. Мне ж тебя мертвого в Корабль наш Линейный не затащить. Минут десять осталось. Ты уж постарайся.
Постараемся.
— Подлетаем, — сообщил Штабс-капитан, — Ты погляди-ка что твориться?
Он отвернул ржавые шпингалеты, открыл форточку и высунул наружу голову.
— Эти басурмане, сударь, ваш корабль, большой-то какой, приступом берут. А он ничего. Отбрыкивается. А ну, узкоглазые, валите отсюда!
Якудзяне услышали штабс-капитана и стали по нему стрелять. Штабс-капитан интеллигентно выругался, прикрыл ставни и закрыл форточку.
— Мы над вашим кораблем, сударь, — сообщил господин Кулибин, — И он даже соизволил открыть верхний люк для вашей приемки.
А мне уже по барабану.
Кузьмич, при помощи поручика и подскочившего капитана, обвязали меня веревкой, перетащили в центр помещения для управления полетом, открыли крышку в подвал и стали спускать меня вниз. С подвала пахнуло гнилыми овощами, солеными огурцами и вечно свежим запахом сала.
— Сударь, там под вами люк имеется, вы только его ногой посильней пихните. Должен открыться, куда ему деваться.
Я пихнул здоровой ногой в то, что просили.
Дубовая, обитая железными полосами, крышка отвалилась, и меня стали спускать на именно Корабль, который действительно, приготовил для прибытия верхний люк.
— Прощайте, сударь! — послышался дружный хор команды штабс-капитана Орлова, — Вовек вас не забудем. Честь имеем, сударь!