Охотник за бабочками 2

Дубовая крышка вернулась на место, посредством пеньковой веревки, посудина первопроходцев отчалила от Корабля, отлетела чуток и, вся во вспышках от якудзянского обстрела, стала набирать высоту. В какой-то момент космическая повозка вспыхнула резко красным пламенем, и, оставив целое облако черного дыма, стремительно исчезла с якудзянского небосклона. Только закопченный след указал направление, в котором скрылись русские космические первопроходцы.

Корабль, подождав, пока я провожу глазами улетевших, задраил люк и стал также взлетать.

— Это что? — я скосил глаза и уставился на цинковую прямоугольную коробку, размерами как раз по мне.

— Да Кузьмич все, — ответил Волк, — Дохлый, дохлый. А ты, я смотрю, еще ничего.

— Не сейчас, так потом, — прошептал я, — Долго я еще помирать стану? Надоело.

— Зачем помирать? — удивился Волк, — Сейчас закончу маневр ухода с этой чертовой планеты, и с тобой разберусь. Ты уж извини, командир, я за двумя делами не услежу. Чай, не железный.

Восстанавливали меня долго. Минут двадцать, наверно. А может и меньше. Я ж без наркоза страдал, за временем не следил. Минут пять прилаживали оторванную ногу, которую Волк, предусмотрительно завернув по взлетному аэродрому, прихватил по случаю.

Кузьмич, стуча руками в грудь, мою, кстати, утверждал, что это не моя нога. Но Волк, спасибо ему, не обращая внимания на разбушевавшегося Кузьмича, приладил оторванный орган на место. Далее, прихватил ее временно нитками, чтобы не трепыхалась, и приварил орган только одному ему известным способом.

Потом Кузьмич похлопал меня по щекам, приводя в чувство и прося, что б я заткнулся, и не орал благим матом.

— Не голову же пришивали, потерпеть можно?

Я послал всех подальше, и принялся рассматривать пришитую ногу. На первый взгляд, действительно, не моя. Но Волк успокоил, заявив, что это она от времени немного скукожилась.

Пошевелив пальцами и почесав коленку, я все же, пришел к выводу, что оторванная и возвращенная конечность является моей собственностью, и больше никаких вопросов. Я даже пупырь нашел, который полтора года назад поставил мне инопланетный комар во время моей экспедиции по топям планеты Баскер.

Якудзянский флот проследовал за нами до самой границы своих владений. В драку не вступали, но и на наши запросы сурово молчали. Я их прекрасно понимал. Приняли, понимаешь, гостя со всеми почестями, а он совершил такую подлость. Я бы даже сказал более категорично, подлянку. На прощание, уже на границы зоны, я послал правительству якудзян срочную радиограмму с уведомлением, что приношу свои глубочайшие соболезнования и извинения по поводу совершенного преступления с обещаниями отсидеть положенный местным законодательствам тюремный срок у себя на родине.

Это слегка размягчило якудзян и они ответили, что будут всегда рады видеть меня у себя в столице. Но, если только будет иметь место справка с мест лишения свободы о полном искуплении мною тяжких преступлений.

На том и разошлись.

— Куда? — помахав в центральный обзор удаляющимся якудзянам, я перешел к делам рабочим.

— Туда, — ответил Волк, включая дополнительные усилители.

— Понятно, — после операции немного болела голова и переспрашивать очевидное не хотелось. Туда, так туда. Волк не дурак, разберется с дорогой.

Опираясь на стенку, я дополз до каюты отдыха и свалился в гамак. Кровать давно уже забронировал Кузьмич, устроив на нем черт знает что. На одной половине именно саму кровать, с неизвестно откуда добытыми перинами, подушками и многочисленными одеялами. А на второй — стандартно метровую шахматную доску. Играл Кузьмич преимущественно сам с собой и все больше в шашки. В игру под названием «Чапаев». Вместо шашек на клетчатой поверхности лежали драгоценные камни, полученные обманным путем еще от куколки.

Я поправил под головой фуфайку, оставленную фуфаечниками, накинул поверх себя драный плед и стал наблюдать за Кузьмичем. Он в данный момент резался в шашки. За красные рубины играл он сам. А за белые алмазы, как бы, Хуан. Ходил Кузьмич.

— А мы вот сейчас вот этого офицеришку, — бабочек прищурился и лягнул ногой рубин величиной с хорошее бройлерное яйцо. Оно покатилось по доске и сбило сразу два алмаза. Кузьмич радостно взвизгнув, обозвал Хуана невезунчиком и захватил в плен сраженные камушки.

— А сейчас мы нанесен решающий удар по твоим центральным войскам, — Кузьмич послюнявил пятку и пустил ее в дело. Но промазал, — Ничего себе!? Промазал? Не считается. Перезапуск хода! Не возражаешь, Хуан?

Хуан не возражал. Он только тяжко вздохнул, похлопал ресницами и стыдливо убрал в себя три из восьми глазных отростка.

— Не желаешь присоединиться, командир? — обратился ко мне Кузьмич, заметив, что я подло подглядываю, — Я тебе фору дам? Восемь твоих, десять моих и с меня начинаем? Голова? Ногу же пришивали. Все не может быть связано. Жаль. Жаль, командир, чертовски увлекательная игра.

И, больше не обращая на меня внимания, стал дуться дальше.

Спустя часа четыре я, было, задремал, но как всегда, некстати, с гамака меня скинула тревожная сирена.