Охотник за бабочками 2

Защитник подняться не мог. По причине невменяемого состояния. То ли травы какой обожрался, то ли от рождения такой был. Он тупо поводил мордой по сторонам, приметил клетку, в которой я находился и, скосив глаза, постарался мне подмигнуть. Все нормально и защита на месте. Но легче от этого не стало. Мне показалось, что защитник по причине невменяемого состояния не способен не то что сфокусировать взгляда, но даже сказать пару связных слов в мою защиту.

— У подсудимого есть отводы по составу суда?

Я даже рот не успел открыть, как мой защитник, дернув мордой, сказал твердое: — «нет».

— Суд начинает свою работу. Слово предоставляется для вступительного слова общественному обвинителю. Пожалуйста.

Поправив сползающую на уши шапочку и оторвав вихляющуюся кисточку, общественный обвинитель резво вскочил со своего места и проскакал на середину корзины. Потом заложил лапы за спиной и принялся вышагивать перед клеткой, изредка бросая на меня презрительно негодующие взгляды.

— Уважаемый суд! Сегодня мы собрались в этом месте для того, чтобы обличить словом справедливого Закона отъявленного негодяя и злоумышленника, совершившего перед обществом ряд крупных и мелких проступков. Вы спросите, что же он сделал? И я Вам отвечу. Он посягнул на самое святое, что только может существовать в любом цивилизованном мире.

— На частную собственность? — подсказал я.

Центральный заяц достал из-под стола деревянную доску и молоток, стукнул вторым по первому и возмущенно произнес:

— За неуважение к суду требую лишить подсудимого слова!

Я хлопнул ладонью по губам, показывая, что все, больше ни слова.

Заяц-обвинитель возмущенно покачал ушами и продолжил:

— Этот монстр, этот не заяц в не заячьей шкуре и с не заячьими мыслями посягнул на детство!

Зайцы за столом возмущенно затопали, захлопали, и заорали, требуя немедленной смерти подсудимому. Но центральный судья призвал их к порядку. И правильно сделал. Суд должен быть судом, а не базаром.

— Этот зверь, — продолжил общественный обвинитель, — Этот зверь, преследуя свои низменные цели, проник на охраняемую законом гор территорию и похитил из родительского дома беспомощное создание…

— Я же не знал! — закричал я, но замолк под предостерегающим взглядом обвинителя.

— И мать этого беззащитного создания, чуть не покончив жизнь самоубийством, сейчас находиться здесь. Мы еще пригласим ее в качестве свидетеля и потерпевшей. Таким образом, уважаемый суд, на лицо совершение преступлений по статье первой, второй, третьей и четвертой только что утвержденного нами Закона гор. Проникновение, похищение, использование и укрывательство. По совокупности сроков предлагаю назначить подсудимому высшую меру наказания.

В горле у меня мгновенно пересохло. Я уже представил себе, как меня месяца два откармливают морковкой и капустой, а потом, как бедного медведюху, съедают после прочтения обвинительного приговора.

Общественный обвинитель закончил выступление, поклонился столу, лягнул задней лапой меня через прутья и с чувством выполненного долга уселся на свое место.

— Слово предоставляется защитнику. Защитник свое слово закончил. Защитник взял самоотвод по причине болезни с уходом в последующий отпуск и с последующей отставкой.

Все это было сказано достаточно разборчиво, чтобы понять, что суд явно не на моей стороне. А защитник, мой общественный защитник только лапой махнул. Все нормально.

— Произвол, — негромко, но твердо сказал я, — Нарушение прав человека.

— Подсудимый, — старший судья привстал, — Вы не человек, а урод. Вы также не принадлежите к нам, к зайцам. Вы, вообще, отсутствуете во всеобщей классификации живых организмов. Если вы, подсудимый, посмеете без разрешения сказать что-нибудь на вас наденут кандалы, вставят в рот кляп, и уложат на пол вниз лицом.

Что мне еще оставалось делать? Только опуститься на пол и заткнуться. Положеньице еще то. Если Корабль и мой дорогой Кузьмич не найдут меня, то полная крышка. Меня же здесь засудят.

— Пригласите свидетеля.

Это поинтересней, чем кляп в рот.

Прутья на пололке раздвинулись и в корзину, отряхаясь от космической пыли протиснулась голова одноглазой бабочки. Кстати, ничего в ней красивого не оказалось.

Бабочка каркнула в сторону стола, потом и в мою сторону. В мою, кстати, более мелодично.

— Ваше имя, свидетель?

— Жар Бабочка, — хриплым, словно прокуренным веками голосом сообщила свое имя существо.

— Ваш возраст?

— У самок возраст не спрашивают, — скромно прохрипела Жар как ее там.

— Суд не настаивает на ответе. Расскажите нам, уважаемая Жар Бабочка, как произошло преступление, свидетельницей которого и потерпевшей, естественно, вы являлись.

Жар Бабочка выпустила из глаза зеленую слезу, скрипнула, прокашливаясь и захрипела, то и дело прерываясь, чтобы зло гаркнуть в мою сторону:

— Был обычный серый планетный вечер. Я решила пройтись по столбу по причине плохого настроения и нарушенного долгим сидением на гнезде кровообращением в…

— Суду не нужны такие подробности, — милостиво взмахнул лапой общественный обвинитель.