Охотник за бабочками

— Ругаться то зачем? — опять же на правах старшего возмутился Вениамин и первым поплелся к выходу. Следом пристроился средний брат. Я заковылял следом.

— Стоять!

Мы остановились.

ПаПА ткнул в нас пальцем:

— И запомните. Никакой посторонней помощи. Пусть сами думают, как умеют. Разве что самую малость им поможете. А чтобы не жульничали, знаю я вас, за всем действом будут присматривать специально выделенные мной для этого дворецкие. При первом негативном докладе, виновный лишается права участвовать в дальнейшем марафоне и снимается с дистанции. А теперь, пшли вон.

Уходили мы молча, сопровождаемые молчаливыми дворецкими. Которые паПА к нам приставил для предотвращения утечки информации и возможности обмена мнениями.

Я вернулся в свой кабинет, включил комбинатор. В Галактике всегда найдется кто-то, кто знает, что такое «каравай». Пока каравай искал все возможные значения заданного слова, я думал о том, что, не сойти ли мне, как говорил паПА, с дистанции. Ну его к звездам, это наследство. На безбедную жизнь брюликов хватит, а в случае чего куколка подсобит. За хорошее мое отношение к ней, камушек подбросит. Кстати, о камушках.

— Кузьмич, хватит за спиной рожи корчить. Я все вижу. Лети-ка сюда.

Кузьмич, застигнутый на месте преступления, понуро взмахнул крылышками и приземлялся на столе прямо передо мной.

— Здесь я. Ругаться будешь?

— Может и ругаться. Ты куда с Корабля самоцветы дел?

— Так это, — Кузьмич ударил себя в брюхо кулаком, — Твоя доля в сейфе. А моя припрятана. От глаз ненадежных. Вот и весь расклад.

Простодушная физиономия Кузьмича еще не означала справедливый расклад.

— А доля Корабля?

Кузьмич поперхнулся, и я понял, что попал в саму точку расклада.

— А-а… Кораблю камушки не нужны были и он, стало быть, мне их. Презентовал за долгую и плодотворную дружбу. Да. Что-то не так, командир?

Я поставил на стол, прямо перед Кузьмичем, сжатый кулак, который оказался ему под самую макушку.

— Я тебя в луже подобрал?

Кузьмич сглотнул слюну и молча кивнул.

— Я тебя другом своим считал?

Голова Кузьмича рухнула на грудь.

— Значит так. Корабельную долю отдашь сиротам. Остальное позже проверю. И без вопросов. Это мое последнее слово.

Я отодвинул Кузьмича в сторону и стал считывать информацию, которая поступала со всех точек Великой Галактики. Информации было немного. Никто, нигде и ни при каких обстоятельствах не видел, не слышал и не знал, что обозначает слово «каравай».

После этого неприятного известия я развернул поиски в библиотеке. Перелопатил все словари, начиная с прошлого тысячелетия. Ничего. Перелистал все книги, выворачивая их наизнанку. Почти ничего. Под «почти» я подразумеваю то, что среди произведений ядерных натуралистов конца двадцать пятого века я случайно наткнулся на спрятанную в них сберегательную карточку Кузьмича. В графе семейное положение у него стояло — сирота. И я даже догадался, куда уплывет Корабельная доля самоцветов.

До самого вечера я пытался разузнать хоть что-нибудь про «каравай», но тщетно. Обессиленный и подавленный, я приплелся на свой этаж и пошел докладывать куколке, какой самоотверженный поступок ждет от нее мой паПА.

Куколка приветствовала меня тихим, но как мне показалось, радостным звоном колокольчиков.

Вот убейте меня на месте, но кажется, что еще чуть-чуть и смогу я понимать ее также хорошо, как и тогда, на корабле. Но вот этого самого «чуть-чуть» и не хватало.

Кузьмича-толмача рядом не было, наверняка прибыль подсчитывает, так что, как следует с куколкой-то и не пообщаться.

Я пристроился рядом и стал внимательно ее разглядывать.

Висит себе, висит. Никаких забот не знает. Кушать не просит. Пить не просит. Звякает себе. А о чем звякает, и не разберешь. Невеста! Вот же обозвали, называется. Да и я хорош. Во всем паПА слушать, так совсем дураком можно сделаться. Кто ж в твердом уме и в твердой памяти такую уродину невестой назовет? Это себя не уважать.

На речке, на речке,
На том бережочке,
Мыл робот в масле
Белы запчасти…

Хорошая песня. Старинная. ПаПА ее частенько поет. Вот я понимаю — старина. Все понятно, как на полочках. Вот робот, вот речка. И запчасти на месте.

— Нашел!

Кузьмич не влетел. Он ворвался, словно экваториальный вихрь в брачный сезон. Глаза сверкают, крылышки от возбуждения трепещут, а сам весь дрожит от перевозбуждения.

— Нашел, командир! Вот те Вселенная всмятку, что нашел.

Я оторвался от созерцания куколки и перевел взгляд на прыгающего от радости Кузьмича.

— Что нашел-то?

Кузьмич немного отдышался. Осмотрелся вокруг, заметил парящего в углу дворецкого, кивнул озабоченно, подлетел к моему правому уху и быстро зашептал, бросая косые взгляды на Бемби.

— Значит так, командир. По порядку. Настроение с утра у меня было паршивое…

— Короче.

Кузьмич зашипел, головой кивая на дворецкого, который уже выпустил пару дополнительных локаторов.

— Тише! Я умоляю. Тише. Информация сугубо секретная. Как говорят офицеры в американской области: — «топ ган», что в переводе с ихнего обозначает «умри, но родину не выдай».