Охотник за головами

Мужчина с чемоданчиком, прикованным к запястью, думал о своем кролике.

Он сидел в кресле у стены танцевального зала, окруженный роскошью "Рекс-Болла", и смотрел на кавалеров в шикарных галстуках и дам в вечерних платьях.

В 12.41 он поглядел на часы и ощутил дрожь предвкушения. Эта дрожь заставила его вспомнить.

Вспомнить, как он обожал в детстве забраться к матери на колени и уткнуться лицом в ее большие теплые груди. Как она целовала его и прижимала к себе так крепко, что даже становилось больно. Иногда это происходило в жаркие дни, и тогда она снимала с себя одежду, и он вытягивался на постели рядом с ней, приникая к ее горячему телу. Тогда она смачивала те тайные ложбинки, о которых он не мог думать без замирания сердца, его любимыми духами, и он едва не терял сознание, вдыхая аромат ее кожи.

Конечно, это происходило только тогда, когда отца не было дома.

Отец не выносил этого.

"Я не позволю тебе вырасти маменькиным сынком!" – орал он каждый раз, когда заставал их. А это случалось довольно часто.

Тогда мать вдруг притворялась рассерженной и больно шлепала его. Зажимала его голову между ног и, взяв с туалетного столика щетку для волос, она била его по заднице, пока он не начинал плакать. Он пытался вырваться, но ему это никогда не удавалось. Шею его сжимали ее мягкие бедра, и от нее еще сильнее пахло духами.

– Давай, наподдай ему, – говорил отец с улыбкой. – Покажи мне, что ты еще не совсем его испортила.

Кончалось это всегда одинаково. Запертый у себя в комнате, он часами сидел на полу, пытаясь разобраться в хаосе своих чувств, и говорил с Фредди.

Фредди звали его кролика.

Теперь он вспомнил случай, кончившийся иначе.

Отец опять вернулся не вовремя, и он опять оказался у себя в комнате и что-то шептал кролику. Потом розовое ушко Фредди дернулось, когда он услышал крик матери.

Он с бешено колотящимся сердцем рванулся к двери, забыв про все строжайшие предупреждения. "Не смей выходить из комнаты, пока тебе не разрешат". Но как он мог оставаться в комнате, когда его маме делают больно?

Ему было тогда пять лет.

Но даже сейчас он хорошо помнил, что увидел в комнате. Руки матери вцепились в изголовье кровати. Ее полуобнаженное тело блестело от пота. Она протяжно стонала в то время, как отец двигался взад и вперед между ее раскинутых ног. Потом она закричала снова, и мальчик бросился ей на помощь.

Он начал колотить отца по спине, и тот обернулся, удивленный.

"Что ты тут делаешь?" – рявкнул он с лицом, перекошенным от гнева.

"Пошел вон!" – крикнула мать, и это больше всего испугало мальчика.

Отец спрыгнул с кровати и схватил его за руку. Его поднявшаяся штука смотрела прямо на сына.

"Я ненавижу тебя, папа!" – мальчик сам удивился, услышав эти свои слова. И это было ошибкой.

Глаза отца сузились, но он ничего не сказал. Только оттащил сына на кухню, взял там тяжелый нож для мяса и пошел в комнату мальчика.

"Бедный Фредди, – подумал мужчина, вспоминая взгляд кролика. – Он знал, что его ждет".

В ту ночь мальчик не спал. Несколько часов он плакал, безуспешно пытаясь снова соединить куски кролика. Отец на его глазах разрубил Фредди пополам. Обессилев, он улегся на полу, гладя уже остывшее пушистое тельце. Утром мать пришла и опять обняла его.

"Я подарю тебе другого", – сказала она.

Мужчина взглянул на часы. Было 12.49. Пора. Он подождал в туалете, пока все вышли, и быстро натянул извлеченную из кармана маску.

Две минуты спустя он открыл дверь запасного выхода.

Целый год он ждал этого момента. Теперь его ожидание кончилось. Наконец-то он поверил, что сможет забыть.

* * *

Сюзанна подошла к шкафчику за стойкой для ножей и достала оттуда стеклянный поднос, на котором серебрились десять игл для шприца. Потом она положила иглы в стерилизатор, стоявший в нижнем отделении шкафчика. Ее вкрадчивые слова баюкали одурманенный наркотиками разум Кристал. Девушка не понимала, что значат эти слова, но чувствовала в них ненависть, более глубокую, чем все, что она могла представить.

Сюзанна сняла со стены два хлыста и показала их Кристал.

– Вот, дорогая, это шотландская плетка. Ей уже семьдесят лет. Видишь, ее кончик закален на огне. Она кусает, как настоящая змея. А вторая – английская розга. Она единственная из всех этих милых инструментов воспевалась поэтами.

Она сунула плетку в руки Кристал и отступила на несколько шагов.

– Ты бывала в цирке? – спросила она.

– Да.

– Знаешь, как там дрессируют львов?

– Знаю.

– Так вот, так же нужно дрессировать мужчин.

Одним взмахом розги она выбила плеть из рук Кристал. Потом, подтанцевав к стойке, принялась хлестать дерево ритмичными, точными, безжалостными ударами. Кристал, как зачарованная, смотрела на то, как с каждым ударом губы женщины становятся тоньше, ноздри раздуваются, дыхание делается хриплым и прерывистым.

Вдруг Сюзанна остановилась так же внезапно, как и начала.

– Мужчины – ослы, – прошипела она. – Думают, что они выше своей физиологии.

Кристал молчала.

– На самом деле они просто животные. Нет, они заводные игрушки, а заводит их секс.

Сюзанна опять повесила хлысты на стену и улыбнулась.