Охотник за головами

Отвернувшись от девушки, она подошла к шкафу и вытащила оттуда ворох вещей. Порывшись в нем, она достала и надела на себя черный кожаный корсет, оставляющий открытыми грудь и промежность. Две кожаные лямки шли от подмышек, соединяя корсет с высоким черным воротником. Верх корсета, окаймленный красным кружевом, упирался в груди Сюзанны, поднимая их вверх. В завершение костюма она надела черные сапожки со шпорами и черные кожаные перчатки, тоже окаймленные красным. В руки она взяла тонкий хлыст с рукояткой, увитой алыми ленточками.

Вернувшись к умывальнику, Сюзанна взяла с его ониксовой крышки пузырек с красной жидкостью.

– Дорогая, можешь покрасить мне соски, пока я занимаюсь губами?

Кристал вздрогнула, но кивнула.

Когда эта операция была закончена, Сюзанна нагнулась и принялась облизывать соски Кристал, пока они не напряглись. Набрав на палец краски, она обвела каждый из сосков жирным алым кругом. Потом взяла девушку за подбородок и пристально поглядела ей в глаза. В щеку Кристал уперся кончик хлыста.

– Мужчины – свиньи, дорогая. Пожалуйста, помни об этом. У нас с тобой много общего. Меня тоже изнасиловал отец.

Кристал выпучила глаза, не в силах оторваться от холодного взгляда Сюзанны.

– Да, дорогая. Ты не одинока. Но поверь мне – ни один мужчина не обидит тебя в моем доме. Здесь ты в безопасности.

– Как это случилось? Расскажи мне, прошу тебя.

Сюзанна вздохнула.

– Ну ладно. Я родилась на ферме на юге Франции. В 34-м, когда мне было пять, меня отправили в парижский пансион. Во время войны мой отец сотрудничал с немцами и занимал большой пост в администрации Виши. В 40-м, когда немцы вошли в Париж, родители забрали меня домой.

– Ты была в оккупации? – Кристал расширила глаза.

– Да, дорогая. Но меня больше волновало другое. Ближе к концу войны отец стал сильно пить и поколачивал мать. А потом пришли союзники, и он жил в постоянном страхе, что его привлекут к ответу за предательство. Однажды, когда мать была в больнице – это он ее избил, но она скрыла, – он начал пить с утра, а после стал гладить меня и тискать, называя именем матери. Потом он меня изнасиловал. Мне было пятнадцать лет, на год меньше, чем тебе, и я была девушкой. Помню, как я лежала там, опустошенная, как будто из меня вынули душу. И еще помню его вонючее от вина и чеснока дыхание. Понемногу он протрезвел и понял, что наделал. Он умолял меня его простить, но я только лежала и молчала. Он прижался головой к моей груди и плакал, как ребенок. Меня тогда чуть не стошнило от отвращения.

– И ты никому не сказала? – тихо спросила Кристал.

– Нет, но мать что-то подозревала. Вскоре меня отправили учиться в Монреаль, и там я встретила моего будущего мужа. Я вышла замуж, чтобы не возвращаться домой, и на этом все кончилось.

– Ненавижу мужчин! – воскликнула Кристал. – Особенно моего отца.

– Вот и хорошо, дорогая. Так и надо. К тому же, я могу удовлетворить тебя так, как не сможет ни один мужчина.

– Зачем же ты выходила замуж, если тоже ненавидишь мужчин?

– Это долгая история, дорогая. Мне бы хотелось рассказать ее тебе, но у нас сейчас нет времени. Скажем так: меня ослепил красный цвет. Он по возрасту годился мне в отцы, и, быть может, мне было нужно именно такое замещение. Я была молодой и глупой, что тут еще можно сказать?

Сюзанна отошла от девушки на несколько шагов и встала, раздвинув ноги и выпрямив спину. Она, улыбаясь, оглядела Кристал с головы до ног и решила: «Пора. Нужно отвести ее вниз».

На часах было 12.28.

– Кристал, – сказала она медленно. – Я должна задать тебе вопрос. Только подумай прежде, чем ответить, ладно?

Девушка кивнула.

– Когда я увидела тебя сегодня днем, я сразу поняла, что мы похожи. Поэтому я шла за тобой из прачечной и потом повела тебя в этот паршивый ресторан. Ты выглядела очень одинокой. Тебе понравилось то, чем мы занимались вечером?

Девушка опять кивнула.

– Тогда не вижу причин это прекращать. Никто, ни одна душа не знает, что ты здесь. И никому не нужно об этом знать. Ты согласна?

Новый кивок.

– Отлично. Завтра я хочу увезти тебя в Европу. В Лондон, Париж, Рим. Мне хочется покупать тебе красивые вещи, давать тебе кокаин, часами играть с твоей щелкой, пока ты не раскалишься добела. Нравится тебе это?

Кристал только сглотнула слюну.

– Я вижу. Молчи, – Сюзанна выдвинула ящик гардероба, достала толстую пачку стодолларовых купюр и сунула в руки Кристал. Та, растерявшись, разжала пальцы, и деньги разлетелись по полу. – Собери-ка их. Здесь десять тысяч, и они твои. Это на первое время.

– Где ты их взяла? – хриплым голосом спросила Кристал.

– У мужчин, которые приходили до сегодняшнего. И он принесет еще двадцать кусков. Итого за этот Марди-Гра я заработала сто тысяч. Не так плохо для двух недель, правда?

Девушка промолчала. Она продолжала смотреть на лежащие у ее ног деньги взглядом, в котором соединялись недоверие и восхищение.

– Кристал, – тихо сказала Сюзанна, – ты должна ответить мне на мой вопрос. Останешься со мной или возвращаешься в свою прачечную? Выбирай.