Охотник за смертью: Честь

Оуэн кивнул, попрощался с новыми знакомыми и направился восвояси. Оставаться дальше в компании полковника и его друга Отто было выше его сил. Несмотря на весь цинизм старого солдата, Оуэн не мог отделаться от мысли, что в его словах есть доля правды. Прокаженные были грязной тайной, которую Империя тщательно скрывала, запретной темой, никогда не обсуждавшейся вслух. О них не проявляли никакой заботы, им не оставляли никакой надежды. Бедолаг увозили с глаз долой и выбрасывали. До недавних пор Оуэн имел самые приблизительные представления о Лакриме Кристи, ему никогда даже в голову не приходило, что в отношении ее жителей совершается вопиющая несправедливость. Как и многие другие, он считал, что проказа — это беда, которая его непременно минует. Но теперь, когда он своими глазами увидел, какова жизнь прокаженных, Оуэн поклялся, что непременно ее изменит. Разумеется, при условии, что все они уцелеют в предстоящей схватке — и колонисты Лакриме Кристи, и он сам.

Свернув за угол, Оуэн увидел Тобиаса Муна. Тот сидел в полном одиночестве, плечи его вздрагивали, а по лицу катились слезы. Трудно было понять, какая обида повергла измененного человека в такую глубокую печаль. Несколько прокаженных, стоящих неподалеку, старались не обращать на плачущего хэйдена внимания. Оуэн подбежал к товарищу и неловко нагнулся над ним, плохо представляя, как его утешить.

— Мун! Тобиас! Что с тобой? Черт побери, если кто-то тебя обидел, я с ним разберусь. Быстро научу паршивца вежливости!

Хэйден внезапно прекратил плакать и поднял голову.

— О Оуэн, привет, — произнес он обычным невозмутимым голосом. — Со мной все в порядке. Никто меня не обижал. Мне просто захотелось узнать, что испытывает человек, когда плачет. Садись рядом, нам надо поговорить.

Оуэн недоверчиво нахмурился, однако опустился рядом с другом. Мун вытер лицо носовым платком.

— И все же… вид у тебя какой-то странный. С тобой в самом деле все в порядке?

— Честно говоря, сам не знаю. Признаюсь, в последнее время я постоянно ощущаю какую-то растерянность. Это моя вторая жизнь, Оуэн, и многое мне до сих пор в новинку. Иногда ко мне приходят воспоминания о прошлом, расплывчатые и искаженные, словно я смотрю по неисправному головизору сериал о приключениях какого-то незнакомца. Я помню, что делал, но не помню зачем, не помню, что при этом чувствовал. Большую часть своей первой жизни я провел среди людей, и у меня появились кое-какие человеческие черты. Многие из них я теперь утратил. Я… научился чувствовать, но мои собственные чувства сбивают меня с толку, и я не знаю, что делать. Наверное, примерно то же самое испытывает слепой, в первый раз увидавший все краски мира. Я смеюсь и плачу, испытываю разные чувства на вкус, пытаюсь понять, в чем разница между ними и как они связаны с миром, в котором я живу. Здесь я увидел прокаженных, которые живут, сражаются и умирают с удивительным мужеством. Мне показалось, в такой ситуации слезы уместны, но, честно говоря, я не уверен. Быть человеком очень трудно, Оуэн. Не представляю, как вы все с этим справляетесь.

— Скоро ты тоже наловчишься, — заверил его Оуэн. — Любая премудрость, как известно, лучше всего познается на деле. Кстати, ты прав, в данном случае слезы действительно уместны. Жаль, что у меня их совсем не осталось. Я на своем веку повидал столько смертей, сражался в стольких сражениях, что здорово очерствел. Твои чувства ожили, а мои притупились. Я должен быть сильным и неуязвимым, потому что только тогда смогу помочь тем, кто в этом нуждается. Хотя, Мун, признаюсь откровенно, мне бы хотелось позволить себе роскошь вновь стать слабым. И чтобы рядом был кто-то сильный, на кого я смог бы положиться. Знаешь, быть живой легендой — дело утомительное.

— Да, сколько я тебя помню, ты всегда был героем, — кивнул головой Мун. — Рискуя жизнью, ты открыл Могильник хэйденов. А потом я тебя покинул. Ты остался сражаться с Империей, а я отправился по своим делам, решив, что мой долг сейчас — вновь разбудить собственный народ. Я совершил ошибку. Но больше я не подведу тебя, Оуэн. Я никогда тебя не оставлю.

— Не сомневаюсь.

— Во мне многое изменилось. Мало того, что во мне проснулась способность чувствовать, — продолжал Мун, — недавно я попытался проверить, в каком состоянии мои имплантанты, механизмы, которые превратили меня в измененного человека. И, к своему удивлению, обнаружил, что почти все они исчезли Мое тело поглотило их. Но и сила, и быстрота реакции по-прежнему при мне, сознание у меня по-прежнему ясное, мысли четкие. Судя по всему, для того чтобы иметь сверхчеловеческие способности, мне больше не нужны технические ухищрения.

— Это все Лабиринт, — понимающе кивнул Оуэн. — Он наложил на тебя свой отпечаток.

— Кто же я теперь? Не человек и не хэйден, — нахмурившись, произнес Мун. — Я стал кем-то другим. Не тем, кем был прежде Глаза мои по-прежнему сверкают золотистым блеском, и голос гудит, но, может, все это — лишь следствие привычки. Оуэн, мы с тобой двигаемся в одном направлении, но ты ушел намного дальше. Скажи, что меня ожидает?