Охотник за смертью: Восстание

— Шантажист! Ладно, сдаюсь. Видите ли, с какого-то момента церковь начала сомневаться в моральной чистоте своего якобы преданного сына Грегора. Я, конечно, держал в тайне самые мерзкие его привычки — немного вранья, немного угроз, сами знаете, как это делается. Но люди все равно продолжали болтать. Заговорили об официальном церковном расследовании. А уж тут никто бы не стал выдавать этой мерзкой жабе свидетельство о нравственной чистоте — и связи не помогли бы, и денег бы никаких не хватило. Я говорил ему, что тот, кто заигрывает с церковью, должен соблюдать хотя бы внешние приличия, но разве он меня слушал? Черта с два! И я сделал то единственное, что мне оставалось. Выяснил, кто вероятнее всего будет руководить расследованием, свел его с одной девочкой сомнительного поведения (мои профессиональные обязанности включали в себя знакомства с несколькими такими особами), а когда природа взяла свое, я снял все это на пленку и шантажировал его. Кто же мог знать, что этот парень — единственный честный человек во всей церкви! Он все рассказал начальству и публично раскаялся, а я успел уйти в отставку, прежде чем Грегор меня вышвырнул. Зная Грегора, я понимал, что он может выразить недовольство моей скромной персоной с помощью наемных убийц или чего-нибудь столь же приятного. Поэтому я отправился прямиком в «Имперские новости» и попросил их отправить меня корреспондентом куда-нибудь на другой конец Вселенной. И вот я здесь. Иногда мне кажется, что Грегор меня все-таки опередил.

— А может, так оно и есть? — предположил Флинн.

— Нет. Он не настолько хитер. Зачем бы иначе он столько лет держал меня на работе?

— Ну что ж, может, зима здесь не так ужасна, как говорят. Уж больно все это неправдоподобно.

Тоби изумленно уставился на него.

— Вы что, не прочли, куда летите? То, что они здесь называют зимой, на самом деле разновидность казни, причем довольно жестокая. Снегопад начинается бураном, а потом только усиливается. В языке эскимосов сто двадцать семь слов для обозначения снега, но и они не видели такого снега, как здесь. Да если бы вы приволокли сюда эскимоса и показали ему местный снегопад, все, что он сумел бы произнести, было бы: «Боже, ну и снег!» А ветер, дующий со скоростью триста миль в час? Этот снег падает не сверху, а сбоку!

Тоби замолчал и шумно перевел дух, пытаясь успокоиться. Доктор давно говорил, что у него гипертония, но доктору никогда не приходилось работать в таких местах, как Технос III. Черт, да тут даже позвонить некому! Тоби перевел хмурый взгляд на небо, а потом снова на фабрику.

— Нам бы лучше вернуться под крышу. Собирайте оборудование, Флинн.

— Вы его сюда принесли, — возразил Флинн, — вам и обратно тащить. А я не нанимался таскать тяжести. Этого нет в контракте, хотите — почитайте. Я оператор, и единственное, что я обязан таскать, — это моя камера. Я вас предупреждал.

— Но послушайте! — возмутился Тоби. — Не думаете же вы, что я потащу и лампы, и монитор. Вы никогда не берете ничего, кроме своей проклятой камеры, а если эта дрянь весит больше десяти унций, я съем свою шляпу!

— Я не таскаю тяжестей, — объяснил Флинн. — Это не в моем характере. Если вам был нужен вьючный мул, могли привезти его с собой.

Тоби свирепо посмотрел на него и начал собирать лампы.

— Боже, ну и профсоюз у вас, ребята, — сказал он.

Дэниэл и Стефания, могущественные Вольфы, отвечавшие за производство новейшего двигателя, а значит, полновластные хозяева Техноса III, налили себе по очередному коктейлю из автоматического бара. Дома им, как аристократам, прислуживали люди, но подобной роскоши не было места в этом промышленном мире — даже для таких высокопоставленных посетителей, как Вольфы. Напитки тоже не отличались особой изысканностью. Стефания с размаху плюхнулась в огромное кресло. Кресло тут же попыталось сделать ей массаж, но Стефания немедленно выключила эту гадость. Она не хотела расслабляться. К ним направлялся кардинал Кассар, и Стефания хотела встретить его во всеоружии. Дэниэл расхаживал взад и вперед по ворсистому ковру. Больше всего он напоминал сейчас зверя в клетке. А сестре его это действовало на нервы.

По масштабам Техноса III комната была огромной — это означало, что при наличии лома вы могли втиснуть в нее целых десять человек. Мебели не было почти никакой, а от чрезмерно яркого света у Стефании болела голова. Дэниэл наконец перестал бегать по комнате и включил внешние сенсоры. Одна стена комнаты исчезла, сменившись изображением того, что творилось сейчас за стенами фабрики. Ветер, казалось, дул со всех сторон одновременно, и снег летел не сверху, а вбок, да так быстро, что человеческий глаз не успевал уследить за происходящим. Стефания развернула свое кресло так, чтобы не видеть этого зрелища, и принялась размышлять над своим планом.