Охотник за тенью

Чистое везение, что Маркусу удалось вывести его из игры. Иначе Гави, без сомнения, убил бы его. Маркус подошел к оглушенному великану и в отместку тоже пнул под ребра.

– Ой! – вскрикнул тот тоненьким детским голоском.

Пенитенциарий нагнулся над ним:

– Когда тебе объявляют, что просто хотят с тобой поговорить, ты сначала слушаешь, а уж потом в случае чего дерешься. Понятно?

Парень кивнул. Маркус порылся в кармане и бросил ему пару банкнот по пятьдесят евро.

– Получишь еще, если поможешь мне.

Никола снова кивнул, на глазах у него показались слезы.

– Космо Бардити, – проговорил пенитенциарий. – Он приходил к тебе, правда?

– Этот говнюк меня подставил.

Подозрения Маркуса оправдались: Гави боялся расправы и поэтому залег на дно.

– Он мертв, – сказал пенитенциарий и прочел смятение и страх на лице Николы.

Чуть погодя Никола снова стоял у раковины, прижимая к ране на лбу комок туалетной бумаги.

– Я прослышал, будто кто-то наводит справки об извращенце, который любит играть ножиком и фотографировать. Я сразу понял по описанию, что речь идет о монстре, убивающем парочки. Тогда решил найти того типа, который задает вопросы, и срубить с него немного бабла.

Космо Бардити был неосторожен. Ходил и задавал вопросы. Стало быть, кроме Николы, кто-то еще услышал их и насторожился. Кто-то опасный.

– Ты ничего не знал, верно?

– Но я мог придумать, будто наткнулся на клиента, похожего на того психа-убийцу. Мне попадалось немало странных типов, поверь.

– Но Бардити не купился.

– Ублюдок меня побил.

В это верилось слабо, учитывая массу тела и напор, какой Гави недавно продемонстрировал Маркусу.

– И на этом все кончилось?

– Нет. – Еще бы: иначе бы Никола не боялся так. – В какой-то момент он упомянул о соляном мальчике. Тогда я вспомнил, что дома у меня лежит старая книжка. Я ему о ней рассказал, и мы начали переговоры.

Вот почему Космо звонил Гави несколько раз перед тем, как его убили.

– Он заплатил, я вручил ему товар, все честь по чести, – похвалялся Никола. – Потом неожиданно повернулся спиной и задрал фуфайку: большой кусок пластыря был прилеплен на уровне правой почки. – Сразу после сделки кто-то пытался ударить меня ножом. Я уцелел только потому, что оказался крупнее и вывернул ему руку. Потом сбежал.

В очередной раз кто-то пытался похоронить эту историю. Любой ценой.

Но Маркус должен был задать самый важный вопрос:

– Почему Космо купил книгу? Что заставило его думать, что она имеет какое-то отношение к соляному мальчику?

Никола улыбнулся:

– Я убедил его. – Лицо Гави болезненно исказилось, но то была старая боль, никак не связанная с разбитым лбом. – Тут ничего не поделаешь: как ни старайся убежать, но твое детство преследует тебя.

Пенитенциарий понял, что все это лично затрагивает Николу.

– Ты когда-нибудь убивал кого-то, кого любишь? – Гави улыбнулся, тряхнул головой. – Я был привязан к ублюдку, но он сразу понял, что я не такой, как другие дети. И лупцевал, стараясь выбить из меня что-то, чего я сам тогда до конца не понимал. – Никола шмыгнул носом. – Так в один прекрасный день я обнаружил, где он прячет пистолет, и застрелил его, пока он спал. Спокойной ночи, папочка.

Маркус почувствовал глубокую жалость.

– Но об этом преступлении – ни слова в твоем досье.

Никола коротко рассмеялся:

– Девятилетнего не сажают в тюрьму, даже не судят. Препоручают социальным службам и отправляют в такое место, где взрослые пытаются понять, зачем ты это сделал и сделаешь ли снова. По-настоящему никто не стремится тебя спасти. Тебе делают промывание мозгов, пичкают медикаментами и успокаивают свою совесть, уверяя, что все это – для твоего блага.

– Как называлось то место? – спросил Маркус, почуяв какую-то связь с тем, что он ищет.

– Институт Кроппа, – тут же выпалил Никола и помрачнел. – Когда я застрелил отца, кто-то вызвал полицию. Меня заперли в одной комнате с психологом, но мы почти все время молчали. Потом за мной пришли, глубокой ночью. Когда я спросил, куда мы едем, агенты ответили, что это секрет. Заявили с улыбочками, что мне оттуда никогда не удрать. Но я и не собирался, поскольку не знал, куда мне еще податься.

Маркус заметил, как тень пробежала по его лицу: вместе со словами оживали воспоминания. Никола продолжал.

– За все годы, какие я провел там, в институте, я так и не узнал, где точно он находится. По моему разумению, место это могло располагаться где угодно, хоть на Луне. – Он помолчал. – Выйдя оттуда, я всегда себя спрашивал, происходило ли все это в действительности или только в моем воображении.

Последняя фраза Маркуса заинтриговала.

– Ты не поверишь, – горько рассмеялся Гави, потом продолжил серьезным тоном: – Мы как будто бы жили в сказке… Только выйти из нее не могли.

– Расскажи мне ее.

– Тот доктор, профессор Кропп, психиатр, выдумал эту штуку насчет «терапевтического вымысла», так он это называл. Каждому назначался персонаж и сказка, в зависимости от психической патологии. Я был стеклянным мальчиком, хрупким и опасным. Был мальчик пороховой, соломенный, воздушный…

– И соляной? – вставил Маркус.